Сон великого хана. Последние дни Перми Великой (сборник)

Городок Покча, известный в летописях под названием Покчи, стоял на самой вершине крутого холма, омываемого с двух сторон водами реки Колвы, в которую он вдавался отвесным полукруглым мысом. С третьей стороны покчинский холм опоясывала речка Кемзелка, вытекавшая из ближайших болот, снабжавших водою многочисленные реки и речки Пермского края, с четвертой же стороны, на расстоянии сотни сажен от земляных укреплений городка, проходил глубокий овраг, соединявший Колву с Кемзелкой.

В весеннее время, когда этот овраг тоже заливала вода, Покча представлялась настоящею крепостью, находясь как бы на возвышенном острове, не доступном для вражеских нападений. Летом же, разумеется, этот овраг обсыхал, лишая Покчу ее естественного прикрытия со стороны суши, но, в сущности, это лишение особенного значения не имело, потому что вогулы, или остяки, или татары сибирские, – злейшие враги пермских людей – не останавливались перед такими препятствиями, признавая только вооруженное сопротивление защитников, оборонявших свое достояние с поразительным упорством и храбростью.

За внешним валом, окружающим городок, был другой вал, внутренний, снабженный невысокой изгородью из толстых жердей, вбитых стоймя в землю по гребню вала. В промежутках между валами лежало множество коротких бревен и обрубков, вперемежку с грудами камней, заготовленных на случай осады городка внешними врагами. Этими бревнами и камнями покчинцы отражали приступы неприятелей, скатывая им на головы бревна и бросая камни. Кроме того, на обоих валах, в равномерном расстоянии друг от друга, были построены маленькие деревянные башенки, с которых жители городка встречали врагов стрелами. Во втором валу тоже были устроены ворота.

Внутри городка, на довольно ограниченном пространстве – около двухсот сажен в длину и не более полутораста в ширину – расположились жилые строения – маленькие бревенчатые избушки, с узенькими отверстиями вместо окон, затянутыми бычьим пузырем. Тут жили приближенные к князю люди, ратные воеводы и помощники его, многие зажиточные пермяне и большое число отборных охотников и стрелков из лука, составлявших нечто вроде дружины князя. Эти дружинники обитали здесь со своими семействами, занимаясь в мирное время звероловством и рыболовством, а при появлении врагов – обороняя городок от нападений неприятеля, ожесточенно штурмовавшего земляные укрепления Покчи.

В самом центре городка, за высоким деревянным забором, стоял дом довольно искусно выстроенный и, главное, представлявший из себя настоящее подобие новгородских купеческих хором. На этом доме красовалась хорошая тесовая крыша, с двумя трубами посредине, выбеленными раствором извести. Окна были узенькие, высокие, «косящатые», как говорили тогда, со вставленною в них разноцветною слюдою, что тогда составляло большую роскошь даже в богатом Великом Новгороде. Дом этот являлся делом рук новгородских выходцев, которые прибыли сюда удалыми вольными ушкуйниками[22] и по разным обстоятельствам навсегда остались в Великой Перми. Здесь проживал владетельный князь покчинский – властитель Нижней Перми.

Князь покчинский Михаил (по местному произношению Микал) являлся чистокровнейшим зырянином по своему происхождению: все предки его были из народа коми[23]. Отец его был тоже князем покчинским, а дед и прадед князьями чердынскими, откуда его отец переехал в Покчу, потому что Покча для него казалась гораздо спокойнее Чердына. В Чердыне была вечная суета: туда наезжали гости (купцы) московские и новгородские, меновые торговцы из земли камских татар; с Чердына же начинали свои грабежи новгородские разбойники, или ушкуйники. Поэтому, чтобы от греха подальше быть, отец князя Михаила начал постоянно жить в Покче, а в Чердыне оставил своего брата, обязавшегося исполнять волю старшего в роде, то есть князя покчинского. После смерти своего отца и Михаил не оставил Покчи. Этот городок составлял для него место родное, любимое, как он сам отзывался о Покче. В Чердыне же продолжал управлять его старый дядя, Владимир (по зырянскому произношению Ладмер), находившийся в полнейшей от него зависимости. Отношения Ладмера к своему племяннику были чисто подчиненные.