Сон великого хана. Последние дни Перми Великой

На переход от Изкара до Покчи потребовалось не менее двух суток, в течение которых московскому войску пришлось ещё натолкнуться на Малый Новгород — то самое небольшое поселение новгородских выходцев, окружённое со всех сторон высоким частоколом и рвом. Тут Пёстрый был встречен жителями с хлебом-солью, ласково поговорил с поселенцами и, пожурив стариков за то, что они позволили молодёжи примкнуть к партии Арбузьева, проехал дальше, запретив воинам трогать русский городок.

В Покче князь Фёдор Давыдович был торжественно встречен боярином Нелидовым, оказавшим ему знаки глубокого почтения. Нелидов расположился во взятом городке с полным удобством, заняв для себя княжеский дом, где было приготовлено помещение для большого воеводы. Ратники с весёлыми песнями расхаживали по городку, но обид никому не делали, повинуясь приказу свыше, отданному им в самом решительном виде.

Пёстрый похвалил Нелидова за блестящее выполнение данного ему поручения, но не утерпел, чтобы не выговорить ему за зверскую расправу в Уросе, где рассвирепевшие воины дали простор своей злобе. Нелидов возразил на это, что даже женщины и дети бросали в них каменьями и палками, так что пришлось поневоле "поукротить их". А без острастки, по его мнению, обойтись было нельзя никак...

— Ну, ладно, ладно! — махнул рукой большой воевода. — Что стало, не воротишь того. А вот покажи-ка мне князя здешнего, коего ты в полон забрал. Охота поглядеть на него. Говорят, человек он умный весьма, ежели люди не врут.

— Кажись, не дурак этот князь, с первого взгляда его видно! Со мною так щепетко толковал! — поморщился Нелидов и приказал привести Микала, содержавшегося под стражей в своём доме.

Микал был погружен в свои невесёлые думы о совершившемся несчастии, когда его позвали к главному московскому воеводе, пожелавшему взглянуть на важного пленника.

— Здравствуй, князь! — приветствовал его Пёстрый, делая вид, что приподнимается с места при его входе. — Кажись, ты по-нашему гуторить умеешь, правда это?

— Здравствуй, воевода! — отвечал Микал по-русски же, останавливаясь у самых дверей. — Правда, по-вашему я смыслю порядочно, — прибавил он, удивив Пёстрого чистотою своего выговора.

— Ну, так садись, князь Михаил, побеседуем с тобой кое о чём, — предложил Фёдор Давыдович и указал на широкую скамью, стоявшую по ту сторону стола, у которого он сидел.

Микал покрутил головой.

— Могу ли я сесть при именитом боярине московском, я — бедный пленник... поруганный, лишённый своей чести...

— Чести тебя никто не лишал! — возразил большой воевода, поглядев прямо в лицо покчинскому владетелю. — Ты только полоняник наш. С тобой мы должны как с князем обходиться, ибо только государь наш может тебя чести лишить... либо ещё возвеличить тебя превыше того, чем ты был до сих пор! Садись, князь Михаил! — повторил Пёстрый, и нетерпеливая нотка послышалась в его голосе.

Микал с тяжёлым вздохом сел, смущённо пощипывая свою бородку. Пёстрый заговорил снова:

— Нелегко тебе, князь, вижу я. Не смог ты от нас оградиться, подпала Пермь Великая под славную державу Московскую. Но в том ещё нет большой беды. Может, к добру это для вас, для пермян...

— Может, к добру — не знаю.

— Главное, уклад у нас крепкий... московский, одним словом! И вера православная у нас стоит-светится как свеча перед престолом Господним! А у вас как дела идут насчёт веры христианской?

— Ничего, молимся мы Богу, как учили нас, в церковь ходим, попов слушаемся, иконам святым поклоняемся — все, как следует быть! — промолвил Микал, дипломатично умалчивая о всеобщем шатании умов в народе, потерявшем доверие к своим наставникам, ставившим выше всего собственное довольство и благополучие.

— А ты каково веруешь? — внезапно спросил Пёстрый и зорко поглядел на своего собеседника.

Тот даже глазом не моргнул.

— Верую я в Бога Живого, Господа Иисуса Христа, Он же всегда был, есть и будет во веки веков, аминь!

— Правильно! — кивнул головой набожный боярин. — Христианин ты добрый, кажись. А нам на Москве насказали, будто все пермяне, от князя до последнего смерда, на идолов своих прежних глядеть начинают!..

— Мало ли чего не наскажут злые люди. Не всякому слуху верить можно.

— Видимо, так оно выходит.

Разговор большого воеводы с князем Микалом затянулся на несколько часов. Пёстрый положительно полюбил за это время покчинского владетеля, сумевшего понравиться ему своими умными, дельными речами, дышавшими правдой и искренностью. Когда же Микал сообщил ему, что жена и сын его томятся в подземном тайнике, не смея выйти оттуда наружу из опасения получить обиды от москвитян, — Пёстрый тотчас же распорядился вывести княжеское семейство на вольный воздух, где оно могло бы поселиться в собственном доме и жить без всякой опаски за свою участь.

— А как же мы с Чердыном будем? Ведь в Чердыне, говоришь ты, дядя твой сидит? — осторожно осведомился большой воевода, не зная, как приступить к этому щекотливому вопросу.

Микал просто сказал:

— Чердын я сам в твои руки отдам. Только позволь мне туда ехать... с твоими же ратниками, вестимо...