Сон жизни как жизнь сна

Путано говорю о происходящем. Мама одевается. Я совершенно раздета. Бросаюсь в арбатский коридор. Судорожно перебираю одежду. Натягиваю сиренево-розовую накидку и пулей вылетаю на… родительское крыльцо в Армавире.

В воздухе что-то изменилось, как перед грозой. Какое-то тяжелое и опасное ожидание. Не слышно никаких звуков. Воздух абсолютно неподвижен – никаких колебаний. Невероятная мертвая тишина. Словно бы жизнь остановилась. Слева от дома за железной дорогой над лесопосадкой видны цветные всполохи.

Перед крыльцом соседнего дома, что стоит напротив, возникает солнечное видение – золотые рыбки запутались в водорослях или деревьях. Изображение похоже на вазелиновый теле эффект – четкий центр и размазанная мутная периферия. Бегу к маме: "Там голографические (я несколько раз пытаюсь произнести это слово) рыбки". Моя речь невнятна и испуганна.

Небо постепенно, как на огромном экране, становится затемненным, но цветным. Полосы сине-коричнево-фиолетовые перетекают одна в другую, потом вспениваются, вдавливаются друг в друга. Изображение складывается и тотчас разрывается.

Я бросаюсь в дом и вытаскиваю маму. Небо продолжает свой страшный безмолвный танец. И тут возникает звук. Он похож на поиск сигнала сквозь помехи. Словно работающий радиоприемник с настройкой между станциями приема. Звук есть, но нет его конкретики. Шум.

На фоне треска сверху возникает тихий голос с помехами, которые хочется убрать, как высокие частоты, ручкой настройки и вывести громкость: "…мы устали ждать… вам надо… вы уже готовы…"

На крыльце соседнего дома появляется Некто – в рубашке и брюках, но босой. Это его речь с радиопомехами. Он открывает рот, а голос – везде: в воздухе, в небе, под землей. У него странное неприятное лицо – вдавленный с широкими ноздрями нос, никакой мимики, жестов или телодвижений.

Он говорит о необходимости помощи и введении коммунистического правления. У меня внутри холодеет – ведь через неделю выборы Президента (2 срок Ельцина), а нас снова загоняют в загон. И уже не будет никакой возможности дожить до конца века и шагнуть в 3-е тысячелетие. Мелькнула мысль: "У меня дочь".

Из дома выходит парнишка. Он подходит к незнакомцу, подает ему стул и неловко снимает свои тапочки, оставляя их мужчине. Мальчик делает это медленно и как-то обречено. Я подумала, что, когда начнется настоящий кошмар, может, они вспомнят и зачтут нам этот жест доброй воли.

Мужчина невозмутимо обувается и садится на стул. Вокруг пустота, словно вся земля вымерла, и остались только мы на двух крылечках.