Соната Единорога

– Он не возьмет, – отозвалась Джой. Старый грек кивнул.

– Ну что ж, я уже прикинул, чем смогу возместить ему эту потерю. Надо все-таки по-честному. Значит, он где-то здесь?

– Он оставался здесь, когда Шей-рах… когда Шей-рах переместился.

«Привыкай говорить и думать об этом. И Индиго тоже придется к этому привыкнуть».

– Ну и парень! – повторил Джон Напас, потом снова указал на рог: – Теперь играй. Сыграй этот самый Шей-рах для старика, который никогда его не видел. Пожалуйста, играй.

Джой покачала головой.

– Я не могу. Это принадлежит Индиго. Вы купили его, храните его, можете сделать с ним все, что захотите, но он по-прежнему принадлежит Индиго.

Девочка встала, поколебалась, чуть было не уселась обратно, но потом все-таки подошла к пианино и коснулась клавиш. Музыка застыла на листах, исписанных корявым почерком Джой, но девочка даже не взглянула на них.

Прошло несколько ужасных и томительных секунд, но в Джой так ничто и не шевельнулось и не запело.

«Она ушла. Все ушло с Шей-рахом – и музыка, и Абуэлита, и все остальные – все просто-напросто ушло. Ничего не было. Ничего».

А потом правая рука Джой неожиданно, словно сама по себе, извлекла три стремительных ноты, а левая подхватила их и превратила в неспешное, медленно разгорающееся великолепие луны, восходящей над Шей-рахом. Откуда-то донесся возглас Джона Папаса:

– Ха, вот оно! – и дальше что-то по-гречески. Джой подвернула рукава халата мистера Провотакиса.

И музыка Шей-раха взмыла из-под рук Джой, приветствуя ее возвращение домой. В маленьком магазинчике пианино звучало, как целый оркестр, ликующе приукрашая мелодии, рожденные по обе стороны Границы, что струились сейчас через Джой – так радостно, что девочка не могла ни задуматься над ними, ни сдержать их. Джой закрыла глаза. В эти мгновения она не просто видела Ко, но и чувствовала его запах, и благоухание принесенных им джавадуров, и аромат синих листьев, покрывающих землю. Она снова гуляла в обществе принцессы Лайшэ и цеплялась за гриву Турика, резвящегося вместе с другими юными единорогами. Джой слышала смех ручейной джаллы, журчащий, как воды ее ручья, и щелканье зубов перитонов, ринувшихся на добычу. Это было уже чересчур для нее, и девочка едва не заставила себя остановиться. Но ее руки вспомнили молчание лорда Синти, неподвижность дня, потраченного на наблюдение за маленькими дракончиками, хриплые голоса компании тируджайи, распевающих какую-то скабрезную песенку, и пестрое одиночество прогулок по Закатному лесу. Если эта мелодия и не была музыкой Старейших, то все же была настолько близка к ней, насколько это вообще возможно. И когда Джой перестала играть, она спрятала лицо в ладонях, едва не смеясь от изумления.

– О, получилось, все-таки получилось! Может быть, неточно, не совсем точно, но хотя бы так! Я показала Шей-рах!

Джон Папас кивал, и лицо его все шире и шире расплывалось в глуповатой улыбке.

– О да, ты вправду что-то ухватила, да, нечто ни на что не похожее. Не знаю, что из этого получится. Мы покажем это кое-кому, может, кто-то это сыграет, кто-то запишет – может, да, может, нет, – но ты навсегда заполучила свою «Сонату единорога», дитя. Она не покинет тебя. Она останется.

И, помедлив секунду, старый грек добавил:

– Спасибо.

Они сидели в темном торговом зале музыкального магазинчика и улыбались друг другу. В конце концов Джон Папас встал и тяжело побрел к витрине.

– Я, пожалуй, закрываюсь. Хочешь съесть какой-нибудь бурды у Провотакиса?

Джой натянула влажные джинсы.

– Нет, спасибо. Я лучше пойду домой.

Она подобрала битком набитый рюкзачок и следом за Папасом подошла к витрине.

– Уже стало так рано темнеть… Ненавижу это время года. – Джой немного помолчала и добавила: – Особенно теперь, когда не осталось другого места, куда можно пойти.

Джон Папас обнял девочку за плечи.

– Ничего, Джозефина Анджелина Ривера. Все не так плохо. То место, оно ведь все равно осталось, верно? Не похоже, чтобы оно перестало существовать, – оно по-прежнему где-то есть, ведь так? Ну да, оно передвинулось – и что с того? Ты тоже можешь двигаться. Ты можешь искать это место повсюду, куда бы ты ни пошла, – прямо с этой минуты. Эти единороги – они везде, даже в Вудмонте. Ты об этом знаешь, я знаю – а может, никто больше и не знает. Ты ищи их, слушай эту музыку, слушай Шей-рах. Раз он где-то есть, ты найдешь его, если достаточно сильно захочешь. Времени довольно.

Джой даже умудрилась улыбнуться.

– Да, наверное. Абуэлита сказала, что я найду его снова. И я обещала Турику. Я пойду. До понедельника!

Она открыла дверь магазинчика и чуть было не вышла наружу. Но тут ее настиг оклик Джона Папаса. Старый грек указывал на босые ноги Джой:

– Ты уверена, что нормально доберешься? Давай я дам тебе на такси.

Джой рассмеялась:

– Нет, мне хочется пройтись пешком. Я доберусь.