— Сесил — англичанин до мозга костей, — сказала та после паузы. — Он — сверхправильный и честный, как наш отец. Он не привык открыто выражать свои эмоции. Но это не значит, что он не способен любить. Даю голову на отсечение, он любит своих дочерей так же сильно, как и ты. Он пожертвовал своим благополучием ради их будущего. Разве ты не понимаешь? Он англичанин и всегда им будет.
— А Луис? Он тоже англичанин?
Губы Сисли задрожали, но она продолжала смотреть на дорогу.
— Луис — оторванный от реальности романтик, — сказала она и горько улыбнулась.
— То есть, если бы у него были дети…
— У него никогда не будет детей, — мягко перебила ее Сисли. — Наш Луис никогда не устроит свою личную жизнь и не заведет семью. Он — дитя природы, как деревья и ветер. Неистовый, импульсивный, непостижимый. Никто не знает, что он сделает в следующий момент. Если Сесил слишком холоден, то Луис слишком горяч, но это все равно что сравнивать… — она помедлила, пытаясь подобрать соответствующую аналогию. — Ну, я не знаю… лошадь и осла.
— Как ты можешь так говорить о Луисе? — возмутилась Одри. — Он в десять раз талантливее Сесила, — выпалила она со страстью, но потом взяла себя в руки и мягко добавила: — Сесил не умеет играть на фортепиано, но он намного благороднее самой благородной лошади. — Это была слабая попытка подчеркнуть достоинства супруга, но Сисли была отнюдь не глупа. Она продолжала смотреть вперед.
— Я не знаю, насколько Луис талантлив, но он слишком плохо приспособлен к жизни, — сказала она, надеясь, что пыл Одри объясняется ее привязанностью к умершей сестре, в которую Луис был влюблен. Затем она сняла руку с рычага переключения передач и прикоснулась к руке Одри. — Не сердись на Сесила, Одри. Он дает близняшкам будущее. А твое будущее связано с ним, не забывай об этом.
Одри тупо смотрела перед собой. Она представила себе постаревшее лицо Сесила. Неужели ее жизни суждено превратиться в долгую непрекращающуюся череду несчастий? Она представила, как ее малышки ложатся спать на скрипучие кровати, и у нее засосало под ложечкой.
Почему у нее отнимают всех, кого она любит? Сначала Айлу, потом Луиса, а теперь дочерей… Она чувствовала себя щепкой, плывущей по течению. Разве может она что-либо изменить в судьбе, которая уготована ей небесами?
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Леонора лежала в темноте, прижимая к себе Потрепанного Кролика. Семь девочек, которые спали в этой же комнате, покашливали и ворочались во сне. Эти звуки успокаивали ее, напоминая, что рядом находятся пускай не близкие, но все же люди.
Ужин был накрыт в парадном зале. Они расселись за длинными столами, украшенными огромным количеством сухих цветов. Леонора устроилась рядом с Кэролайн Стейнтон-Хьюз, которая заявила, что хочет, чтобы ее называли Кэззи. Затем она повернулась к Леоноре и сказала, что той тоже придется обзавестись коротким именем. Девочки предложили звать ее Лео, так же, как Алисия. На ужин подали макароны с сыром и большие бутерброды из белого хлеба с маслом.
Потом одна из воспитательниц, Салли, привела в комнату собак мисс Райд, чтобы помочь новеньким девочкам успокоиться. Леонора села на пол вместе с Кэззи и несколькими другими детьми, которые особенно сильно тосковали по дому, и стала гладить собак, вытирая слезы об их пушистую шубку. Когда пришло время принять душ и готовиться ко сну, девочка повесила свою сумочку с банными принадлежностями на одну из многочисленных вешалок. Раскрыв пакет, она снова ощутила невероятный приступ тоски, глядя на свое имя на шапочке для купания, с любовью вышитое мамой. Теперь Леонора лежала, свернувшись в клубочек, в кровати. Одеяло было теплым, но она все равно замерзла. Матрас был жестким, пружины скрипели всякий раз, когда она шевелилась. Леонора услышала Шаги старшей воспитательницы, а следом царапанье коготков черного лабрадора, который сопровождал ее по узкому коридору. Воспитательница останавливалась около каждой комнаты, подсвечивала фонариком кровати, чтобы убедиться, что все дети на месте, затем продолжала свой путь, хлопая каучуковыми подошвами туфель по деревянному полу.
Леонора крутилась в кровати. Она проснулась уже давно и очень хотела в туалет. Она лежала и думала о том, хватит ли у нее смелости пойти туда одной. В коридоре горел свет. Все, что ей нужно было сделать — пробраться через спальню Диккенс и пройти вдоль лестницы к ванной. Леонора знала, что доски пола будут скрипеть под ногами и кто-нибудь может проснуться. Затем ей пришло в голову, что, может быть, кто-то из девочек тоже не спит.
— Эй, кто-нибудь не спит? — громко прошептала она. Голос ее со свистом унесся в темноту. Она позвала снова, на этот раз погромче. Но никто не ответил.