Соната незабудки

— Я люблю тебя, папочка. Я люблю тебя так сильно, что эта любовь, словно теплый мед, переполняет меня, — сказала девушка, но ее голос сломался, и она не могла продолжать. Они смотрели друг на друга с абсолютным пониманием, потому что любовь — мостик, который может соединить даже двух совершенно непохожих людей. Затем его взгляд скользнул мимо нее, и он одобрительно улыбнулся. Грейс проследила за его взглядом и увидела нечеткие очертания женщины и мужчины, которые пришли к отцу из потустороннего мира.

— Нет, не сейчас, папочка! Я так много хочу сказать тебе, — всхлипнула она. — Почему именно сейчас, когда я поняла, как много ты для меня значишь, я теряю тебя?

Одри нахмурилась и перевела взгляд на умиротворенное лицо своего мужа. С восхищением и печалью Грейс смотрела, как дух отца сошел с кровати и направился к духам своей матери и любимого дядюшки Эррола, которые ждали его с распростертыми объятиями. Он обернулся и улыбнулся ей, понимая, что после смерти жизнь не заканчивается.

Грейс вытерла слезы.

— До свидания, папа. Однажды мы встретимся, — мягко сказала она, глядя, как он растворяется в солнечном свете.

Ноги Грейс задрожали, и она вынуждена была присесть. Она увидела пустую оболочку отца, лежавшую на кровати, и очень удивилась этому. Одри заломила руки, не в силах поверить в случившееся.

— Все произошло так быстро… Утром он чувствовал себя неплохо, — сказала она, и глубокие морщины тревоги перерезали ее лоб.

— Он ушел, мама, — всхлипнула Грейс и улыбнулась матери. — Посмотри на его лицо. Разве оно не кажется счастливым?

Одри любящим взглядом окинула каждую черточку лица мужа.

— Я никогда не видела его таким счастливым, никогда. — Она внимательно посмотрела на дочь. — Прости меня.

— Не нужно извиняться. Как я уже сказала, в моей жизни ничего не изменилось. Ты не можешь изменить прошлое даже таким признанием. Да, ты любила Луиса. Но ко мне это не имеет никакого отношения. — Она снова улыбнулась. — Давай не будем говорить об этом близнецам. Никому, кроме тебя, меня и Луиса, не нужно об этом знать.

— Луиса? — переспросила Одри.

— Он знает, — убежденно ответила Грейс. — Я уверена. Больше всего меня удивляет то, что я не знала. Я так много знаю о других, но ничего — о себе.

— Неисповедимы пути Господни, — сказала Одри, целуя руку Сесила. Она прижалась губами к его коже, которая все еще была мягкой и хранила тепло.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Октябрь 1984 года

— Я чувствую себя обманутой, — скрестив на груди руки, сказала Алисия. Она сидела на стуле, на котором обычно сидел отец. — Почему ты не сказала мне, что он умирает, мама? Он ушел внезапно. Я даже не попрощалась с ним.

— И я тоже, — грустно сказала Леонора.

— Он так решил. Ему не хотелось, чтобы кто-то о нем беспокоился.

— Тем не менее я чувствую себя обманутой, и мне невероятно грустно, — продолжала Алисия, вытирая перчаткой крупную слезу.

У Грейс округлились глаза. Алисия часто говорила ей, что они с отцом никогда не были очень близки. Когда она была маленькой, он работал, а потом, когда они уехали в школу в Англию, виделись всего раз в году, на Рождество. Едва ли слова «близкие отношения» были в данном случае уместны. Но сейчас Алисии представилась уникальная возможность показать себя прекрасной мелодраматической актрисой, и она не смогла устоять перед искушением. В таком черном костюме она неплохо бы смотрелась и на богемной лондонской вечеринке. Алисия по-прежнему была одинока, по-прежнему гналась за мечтой и по-прежнему ничего не достигла. Она была прекрасна, и ее молодость тщательно скрывала под мягкой кожей накопившуюся в сердце злость. Но постепенно, когда годы стали брать свое, темные стороны ее характера стали мало-помалу отражаться в заостренных чертах лица и в истончившемся поджатом, когда-то невероятно привлекательном ротике. Она по-прежнему была красива особенной, ледяной красотой. По-прежнему смотрела на мир холодным взглядом, который когда-то восхищал мужчин и заставлял их оборачиваться ей вслед. Но злость высосала живительный свет из ее лица и исказила ее черты, сделав их сухими и отталкивающими, лишив способности очаровывать.

Леонора, чья привлекательность исходила скорее от сердца, теперь радовала глаз своей прелестью — красота ее души смягчила и волшебным образом преобразила те ее черты, которые когда-то были неброскими и непривлекательными. Грейс любовалась Леонорой, потому что та была счастлива. Она не требовала больше того, что имела, и не жаждала иметь то, что имели другие; Флориен и ее дети, — вот все, что ей было нужно, и еще бархатные поля деревушки Дорсет. Грейс считала, что единственным пороком Леоноры была ее слепая преданность своей сестре. Несмотря на то, что Алисия все больше и больше походила на гротескную пародию на саму себя, Леонора смотрела на нее с таким же восторгом, как в детстве. Она всегда восхищалась и будет восхищаться Алисией.