Соната разбитых сердец

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете: но ведь доказательств убийства у нас нет. И вы совершенно правы, но никак нельзя поспорить с тем, что улики доказывают виновность синьора Казанова в еретических деяниях, это подтверждено собранием уполномоченных лиц.

— Кто может подтвердить, что эти тексты действительно были найдены на принадлежащей ему лодке? — недоверчиво спросил Альвизе Мочениго.

Но Гардзони был готов к этому вопросу, и даже более того, с нетерпением его ждал.

— Совершенно справедливое замечание! — воскликнул он. — Для того чтобы развеять любые возможные сомнения, я позволил себе получить показания синьора Дзаго, капитана гвардии района, и четырех человек, что были с ним во время поимки Казановы на месте преступления!

Жестом, достойным самого ловкого фокусника, Гардзони извлек из рукава мантии несколько листков, содержащих свидетельства его верных людей. Под любопытствующими взглядами членов Совета он разложил их на столе, рядом с еретическими сочинениями.

— Чтобы предоставить вам полную картину событий, я сам зачитаю вам показания синьора Дзаго, так как они кажутся мне наиболее подробными и исчерпывающими. Остальные свидетели сообщают о том же самом, пусть и в более сжатой форме, вы можете легко убедиться в этом, прочитав их заявления самостоятельно. Я оставлю их здесь для ознакомления. Но, как я уже говорил, хочу зачитать вслух показания капитана Дзаго.

Мочениго медленно кивнул. Гардзони издал еле слышный вздох облегчения: во время подготовки к заседанию мысль о необходимости предъявить самого Дзаго членам Совета внушала ему ужас. Достаточно вспомнить, в каком виде верный помощник явился сообщить о поимке Казановы: насквозь пропитавшаяся потом рубашка с пятнами сомнительного происхождения, штаны и сапоги, покрытые ровным слоем грязи, старый, почти расползающийся на части камзол… Ну а когда Дзаго открыл рот, наполнив комнату вонью своих гнилых зубов, Гардзони в ужасе представил, как Совет десяти разражается возгласами отвращения при виде ключевого свидетеля.

Так что инквизитор от души порадовался, что, согласно венецианским законам, на судебных разбирательствах не предполагалось присутствие посторонних. Даже обвиняемый отсутствовал, что уж говорить о свидетелях! В соответствии с предусмотренной процедурой, показания давались в письменной форме, а их обсуждение было по возможности кратким и неформальным. Затем Совет выносил окончательное, не подлежащее обжалованию решение. Словом, возможности Гардзони как государственного инквизитора были практически безграничны, тем более в отсутствие дожа, который в тот день был по-прежнему прикован к постели. Запертый в своих роскошных покоях, Франческо Лоредан пропустил эту трагедию, как и многие другие в тот год. Словом, Гардзони мог быть спокоен: Казанова станет первым шагом на пути к завоеванию Венеции. Дандоло и прочие, кто имел неосторожность водить дружбу с государственным преступником, окажутся у него в руках, и инквизитор сможет легко добиться их поддержки или по крайней мере убрать их с дороги. А с учетом того, что дож превратился в собственную тень, шансы на победу становятся еще выше. Словом, все шло по плану, имевшему своей целью передачу Венеции Австрии. Конечно, никто не знает, что Гардзони вступил в союз с Марией Терезией и заручился ее поддержкой в будущей борьбе за кресло дожа, а Казанова — не более чем пешка в этой многоходовой партии. Достаточно будет отправить его в Пьомби, и взамен Вена поможет ему получить голоса, необходимые для выбора главой государства.

Усилием воли Гардзони отогнал мысли о своем великом будущем и сосредоточился на листке бумаги, который держал в руках: нужно сперва довести это заседание до желаемого финала.

— Итак, я зачитаю показания капитана Дзаго, — провозгласил он.

Инквизитор откашлялся и продолжил атаку с жаром, достойным генерала, приказывающего своим войскам взять неприступную крепость: