Сонбаньён-ян

Начало утра выдалось как обычно. А после завтрака меня повели сдавать тест на сунын. Сказали, что буду сдавать с 8–45 утра до 17–45 вечера. На вопрос: — «А можно ли все тесты сдать раньше?», — скромненько так промолчали. Однако добавили, что аудирование английского языка будет как и положено с 13–10 до 13–40. В общем, к аудированию, я всё, что надо, нарисовал. Даже минут десять пришлось подождать. А после благополучного прохождения последнего теста, главгад, контролирующий прохождение сунына и замаскированный под учителя корейского языка, отказался принимать исписанные листки, сказав, что сделает это, как и положено в 17–45. Остальные двоё учителей промолчали.

Ровно в два дня мне принесли обед и я успел попросить надзирательницу сообщить начальнице тюрьмы, что я всё сделал, а тесты у меня не принимают. Накляузничал, короче, на главгада. После обеда прилёг на парту вздремнуть и проспал до четырёх часов. Растолкал меня насупленный учитель корейского языка, забрал бланки и сообщил, что меня вызывает начальница.

И вот топаем привычным путём в сторону начальствующих лиц. Пока шли, окончательно проснулся. Как обычно, пришлось немного подождать у секретарши, затем меня пригласили в кабинет.

— Аньёнъ — поздоровался я, поклонившись.

— Аньёнъ, Юн Ми, — поприветствовала меня начальница. — Я тебе позволю позвонить адвокату со своего личного телефона Но так как ты наказана нахождением в карцере, тебе не положено пользоваться телефоном, поэтому я немного рискую, нарушая правила института коррекции поведения. Я бы хотела, что бы ты пообещала, что об этом ни кто не узнает.

— Конечно, госпожа На Бом, — удивляюсь я. — Не думала, что всё настолько строго. Буду нем как рыба и об этом ни кто не узнает.

Начальница передаёт мне телефон. Набираю номер.

— Аньёнъ, это Пак Юн Ми, могу я услышать господина Пак Мэн Хо.

— Аньёнъ. Это я. Ты что хотела?

— У меня несколько вопросов. Первый, это по интервью, которое мы с вами записали. Госпожа На Бом, была так любезна, что улучшила мои условия содержания в карцере, так что, пожалуйста, не размещайте это видео в сети, — вижу как начальница кивает головой в такт моим словам.

— Я понял. Видео размещать не буду, — подтверждает адвокат.

— Второй вопрос у меня следующий, — продолжаю я. Мой дядя, Пак Ю Сок, был необоснованно обвинён контрразведкой в предательстве Родины, арестован и посажен в тюрьму, где он и умер. Совсем недавно, на официальном сайте службы внешней разведки NIS появилась публикация, что дядя был офицером разведки и его арест проводился как операция прикрытия, для проводимой операции. там же сказано, что он будет награждён посмертно. Как мне кажется, одной из причин, такого беспардонного обвинения меня в дезертирстве и бал арест дяди. Контрразведка меня тоже несколько раз допрашивала. Сначала, хотели обвинить в измене Родины, но ни чего не смогли найти, под этим соусом они ещё пытались меня завербовать, но я отказалась сотрудничать с ними. В результате мне запретили выезд за границу. Возможно, это нам поможет более эффективно работать с судом.

— Оооо, это полезная информация, — доволен адвокат. — Почему ты не сказала мне об притязаниях контрразведки во время нашей последней беседы?

— Да, честно говоря, забыла, — говорю я. — А до того, что прессинг со стороны контрразведки может быть связан с моим осуждением, я додумалась только после того, как получила информацию с сайта NIS.

— А у тебя ещё какая–нибудь информация связанная с событиями, предшествующим твоему осуждению, не вспоминается? — интересуется адвокат.

— Нууу, — лихорадочно пытаюсь я что–нибудь вспомнить, — нууу, меня несколько раз пытались заставить отречься от дяди. Я публично отказалась от этого. Потом я видел это видео в сети. Дядя мой всегда был порядочным человеком. Постоянно помогал нашей семье и любил нашу Родину. Я просто не могла его предать.

— Очень хорошо. Я попрошу мониторинговую компанию, разыскать это видео. Думаю для завтрашнего суда это будет полезно. Что–то ещё?

— Да, ещё одна адвокатская контора ведёт моё дело по расторжению моего договора с FAN Entertaiment. К сожалению, я, несмотря на хорошую память, забыл их номер, но помню название фирмы, номер моего договора и имя адвоката, ведущего это дело. Я думаю, вам не сложно будет найти по этим данным моего адвоката, — озвучиваю я ему свою просьбу.

— Мы, адвокаты, все друг друга знаем. Скорее всего никаких проблем мне это не доставит. Диктуй, — адвокат замолкает. Надиктовываю необходимые данные, но записывает. — Мне от них кое что потребуется, — говорю я.

— Да, говори. Я записываю наш разговор на диктофон, — сообщает мне он.