Сонечка

Эсфирь. Нет, я другое хочу сказать. Сёма погиб, и все наши – и бабушка Роза, и дедушка Натан, и первенец мой Илья – погибли еще раньше, и все – в один день. Кагановские погибли, и Тонечка Шапиро с детками, и Винаверы, кроме Симы, и Ехелевичи. И я хочу, чтобы мой сын родил детей с Соней Винавер, а не бог знает с кем! И чтобы за стол садилась большая семья. Я хочу, чтобы его дочери были похожи на бабушку Розу и на Симу Винавер, а сыновья – на моего покойного мужа Вениамина и на брата Сёму! Я хочу, чтобы кровь моя не умерла на земле! И если он дурак, который в мозгах своих ничего, кроме физики, не имеет, если он не выполнит моей воли, он мне не сын!

Конец первого действия

Действие второе

картина восьмая

В квартире у Эсфири Львовны. Эсфирь Львовна и Сонечка шьют.

Эсфирь. В нашем деле, доченька, главное – душевный покой. Конечно, можно пошить юбку, блузку, даже пальто так, без особого настроения, но эта белошвейная работа – только с настроением! Если нет душевного покоя, лучше занимайся чем-нибудь другим. (Берет из рук Сони что-то маленькое, беленькое.) Больше того тебе скажу, бывает, сядешь за работу нервная, злая, без настроения, немного посидишь – и все само собой делается хорошо. Это надо все распороть, доченька. Перетянула.

Сонечка. Да я уже два раза порола. По-моему, ничего.

Эсфирь. Тогда возьми в работу что-нибудь другое, а это оставь, я сама сделаю.

Сонечка. Нет, я сама.

Эсфирь. Я, например, никогда не делала батистовых распашонок. Батист – это для двухлетней девочки можно пошить платье. Но для грудных детей – никогда. Понимаешь, батист плохо впитывает. Только если взять старый, ношеный, тогда он подходящий. (Смотрит на Соню внимательно.) Вообще, должна тебе сказать – ты будешь шить, будешь. Есть такие люди, которых вообще научить нельзя. У нас в цеху было двенадцать человек. Так шили трое – Елена Рубеновна, из бывших благородных, я тебе про нее рассказывала, Нина Тягунова и я. Остальные шить не умели. То есть в конце концов с горем пополам они пришивали рукавчик к лифу, но это была не работа, а ерунда.

Сонечка. Я вчера видела объявление на детском садике – требуется…

Эсфирь. Ну и что?

Сонечка. Может, все-таки зайти?

Эсфирь. Не знаю, не знаю, как хочешь… Зачем тебе это? Чего тебе не хватает, скажи мне?

Сонечка. Да мне как-то неловко не работать. И скучно даже.

Эсфирь. Что значит – скучно? Все есть – смотри телевизор, играй на пианино, книги читай, кинотеатр рядом… На прошлой неделе ходили в Большой. Забыла сказать, завтра опять пойдем, в Театр сатиры, как ты хотела. Можно хорошую эстраду посмотреть. Даже можно в консерваторию.

Сонечка. А может, Елизавету Яковлевну пригласим?

Эсфирь. Никуда она не пойдет. Она и раньше редко ходила, а после смерти Анастасии Николаевны даже ноги не высовывает на улицу. Ты подумай, десять лет я ей твердила – иди на пенсию. Она одна, пенсию давно выработала, приличную. Нет, и всё! Ты Лизу не знаешь, это она к чужим мягкая. А когда я ей говорю что-нибудь важное, она делается как стена. Я ей десять лет твердила и слышала только одно – нет! Представь, умерла Анастасия Николаевна – Лиза сразу ушла на пенсию. Сколько месяцев, как она умерла?

Сонечка. Вскоре после свадьбы, я помню.

Эсфирь. Ну вот! Умерла Анастасия… Между прочим, я бы никогда не подумала на нее, что она на такое способна! Подарила тебе бриллиантовое кольцо! Хотя, с другой стороны, а кому ей было оставлять? Так вот, Лиза ее похоронила и тут же вышла на пенсию. И сидит теперь как проклятая над ее бумажками и разбирает эти каракули. И я не понимаю, что она может в них найти. И никакими силами ее нельзя от них отодрать! Хорошо! Ты позвони и пригласи ее в театр. Ты увидишь, она ни за что не пойдет. А раньше она мне говорила, что она без работы скучает!

Сонечка. Да и я про то же говорю – я тоже без работы скучаю. Я бы пошла.

Эсфирь. Ну хорошо, хорошо… Вот приедет Лёва, обсудите этот вопрос.

Сонечка. Когда он приедет… Сколько времени прошло, а он все не едет.

Эсфирь. Времени прошло! Три месяца – это не время! Знаешь, когда мой муж Вениамин был на фронте, от него девять месяцев не было писем. Девять! И ничего! Отвоевал и пришел целый-невредимый, только два ранения имел, и еще Лёву родили! А ты говоришь – время! Это еще не время! Можешь не сомневаться – в свое время придет!

картина девятая

У Елизаветы Яковлевны. Она сидит за письменным столом. Входит Эсфирь Львовна.

Эсфирь. Ну, и что я тебе так срочно понадобилась?

Елизавета. А, Фирочка, я тебя жду, жду, уже начала беспокоиться.

Эсфирь. Чего тебе беспокоиться. Я искала лимоны Сонечке. У нее ангина. Так что у тебя за срочность?