Соня и ведьма

Нет, нет, нет… Она держала меня, с трудом, но заставляя молчать. Не выпускала из плена собственного тела, дрожала от напряжения и предвкушала. Как подобравшийся для прыжка зверь, как река, встретившая плотину, готовилась напрячься последний раз, чтобы разорвать оковы.

А я выла от ужаса. Наверное, так и сходят с ума. Забиваются в тёмный угол комнаты с мягкими стенами и тихонько поскуливают.

Вадя, единственный, кто не понимал, что здесь происходит, сосредоточенно светил ушами, открывая портал.

— И-и-и… Стоп! Вуаля! Только не вздумай без присмотра… Ай! Соня?!

Я… она. Ведьма шарахнула беднягу по челюсти коленом, снизу-вверх. Зубы лязгнули, Вадим завалился назад, как перевёрнутый жук, забыв выпустить обнятые колени.

Сейчас. Вот прямо сейчас. Как сложно… Как больно! Как держать тугую пружину сведёнными пальцами.

Я разорвала ткань портала, как липкую паутину, и почти сразу судорога сковала мышцы, распяла меня внутри древа где-то в промежутке между мирами.

— «Нет! Нет! Слабая, безвольная тварь!»

— От такой же слышу! Психопатка неадекватная!

— «Я пытаюсь попасть домой!»

— А я пытаюсь дома остаться!

Если Вадим в состоянии воспринимать происходящее, на него, наверное, произвёл неизгладимое впечатление шизофренический монолог. Однако парнишка предпочёл не ставить диагнозы, а заняться чем-нибудь более общественно полезным: заорал благим матом.

— Кир! Ки-и-и-ир, тудыть тебя растудыть!

Растудыть Киру не хотелось, поэтому он обиделся и явился пред наши светлы очи, чтобы выразить негодование. Негодование выразилось в оплеуху:

— Ты что устроил?!

— Я ничего! Я просто подумал…

— В твои должностные обязанности мыслительный процесс не входит! Соня! Соня, ты живая там?

Вопрос провокационный. И ответа на него я решительно не знала. А что можно сказать, когда каждый сантиметр кожи колет, как швейной иглой? Когда внутри вопит, ругается и вместе с тем мучается едва ли не больше, чем я сама, мёртвая ведьма?

— Спокойно! — Кир деловито, точно от его действий не зависела чужая жизнь, поставил на ноги запаниковавшего Вадима и подпихнул к дереву. — Соня, постарайся дышать часто и неглубоко, — я, разумеется, тут же задержала дыхание и скорчилась от рези в лёгких. — Часто и неглубоко, женщина! Давай как при родах!

— Откуда мне знать, как надо при родах?!

Шеф слегка смутился:

— Чёрт вас разберёт! Может, это встроенная опция! В кино хоть видела?

В кино я видела, что достаточно чихнуть, чтобы из тебя на бреющем полёте выскочил чистенький малыш с медицинским дипломом в охапке. Но вряд ли это поможет.

— Кир, можно я пойду? Можно я пойду, Кир? — дёргал рукав колючей кофты Вадя.

— Вадим, успокойся! Ты сильный умный мужик!

— Я мужи-и-ик, — хныкал портальщик, пуская из носа пузыри, — мужи-и-ик! Можно мне домой?

Честно говоря, я бы на месте шефа послала Вадима не то что домой, а в места куда более отдалённые. Но Кир, кажется, щёлкал стрессовые ситуации с частотой семечек.

— Соня, не отвлекайся: дыши! Пискни, если понимаешь, — я издала звук, который условно означал «я жива, но поторопитесь уже». — Вадя… Вадя! — с холодностью айсберга Кирилл поймал улепётывающего подчинённого за шкирку, развернул и мотивировал к работе подзатыльником. — Затормози наш мир. Только наш, другие не трогай.

— Но Соню же может разорвать…

Я протестующе замычала: разрываться не хотелось.

— А так сплющит! Какой грех предпочтёшь взять на душу?

Я бы предпочла Вадиму душу не отягощать вовсе, тем более собственной смертью.

— Готов? — портальщик замотал головой, но начальство сказало «надо», так что пришлось ответить «есть!». — Вадим, пошёл!

— Сто-о-о-оп! — взвыл бедняга на одной ноте. Уши его мигали, меняя цвета в произвольном порядке.

Как через слой киселя, Кирилл двинулся ко мне. С видимым усилием, тяжело, медленно.

Думаешь, тебе паршиво? Меня тут, на минуточку, не то разорвёт, не то расплющит. Вот тебе и первый рабочий день!

— Кир, тебе же руку отрежет! — паниковал портальщик.

— Новую пришью, — с ледяным спокойствием огрызнулся шеф. — Соня, тянись! — донеслось сквозь толщу невообразимо густого воздуха. — Тянись ко мне!

Он подбирался ближе, но облегчения по этому поводу я почему-то не испытывала.

— Соня?

— Не хочу, — боль никуда не делась, но ведьма, наконец, перестала метаться в моей голове. Две души уселись отдохнуть в разных углах ринга, дав передышку телу. И обе сошлись во мнении: — Ты стрёмный.

«Полностью согласна».

— Тебе со мной детей, что ли, растить? — процедил он и вцепился в толстовку на груди так, что ткань затрещала. Потянул, точно выволакивал на берег утопленника.

— Ай! Больно! — забилась я.

Вадим вторил:

— Я больше не удержу! Кир, я не могу больше!

— Р-р-работнички! — всполох жёлтого света резанул поперёк руки, пытаясь отделить добычу от непрошеного защитника. Кир скрипнул зубами, когда сквозь дыру в колючем рукаве проступила кровь.

Он действительно пугал. Бледный, жёсткий, жестокий. В этот миг я увидела его. Чужими глазами, чужими воспоминаниями. Человека, потерявшего так много, что обрести что-то новое он уже не пытался. Человека, смотрящего на меня с чистейшей ненавистью.