Сонька. Конец легенды

— Обожаю! Жить без него не могу! Но публика здесь работающая иного слова, кроме как содомской, не заслуживает! Артисты — не просто дети. Дети — понятие святое. Но мои дети, дети театра, — это сборище людоедов, удавов, ядовитых змей, садистов! Они способны, перед тем как самим окончательно сойти с ума, угробить по пути любое, даже самое ангельское, человеческое создание!

— Ангельское создание — это вы?

— Представьте!.. Хотя многие считают меня едва ли не чудовищем.

Полковник с улыбкой изучал Филимонова.

— Полагаю, вы сегодня пережили некий скандал.

— Вчера!.. Вчера молодая прима, которую я открыл, пестовал, воспитывал, любил… да, любил! Как отец, как единоутробный брат, как… Она вдруг вчера хлопнула дверью и укатила черт знает с кем черт знает куда. Нет, вы представляете эту смазливую и бездарную сволочь?

— Выход?

— Выход — либо повеситься, либо растить новую подобную дрянь! Боже, как я горюю… по сей день горюю о бывшей моей любимице мадемуазель Бессмертной! Хотя и она тоже была редкой дрянью! Тоже влюбилась в некоего прохвоста и в итоге погубила и себя, и едва ли не театр!.. Вы помните мою ярчайшую Таббу Бессмертную?

— Разумеется помню. Где она сейчас? Какова ее судьба?

— Бог ее знает. Одни сказывают, будто осталась приживалкой в доме княжны Брянской. Другие — будто покинула столицу и проживает в провинции. Третьи же… третьи вообще несут полную чушь. Будто бы мадемуазель решилась покончить с собой… Не знаю, не стану врать.

Икрамов, задумчиво поджав губы, постучал пальцами по столу, поинтересовался:

— А господин… который при входе в театр… Он ведь в прошлом артист?

— Артистишко. Бездарный, никчемный… Это ведь именно он пытался застрелить мадемуазель, за что был осужден на пять лет каторжных работ.

— Он желал застрелить госпожу Бессмертную? — изумился полковник. — По какой причине?

— По причине безответной любви. Среди артистов такое, к несчастью, случается, — развел руками директор.

— И вы взяли его снова в театр?

— Не в театр, а подле театра!.. Пусть гоняет чужих и пугает своих.

— Но ведь он преступник, — глаза полковника слегка налились кровью. — Разве можно ему доверять?

— Во-первых, преступник, отбывший наказание. Во-вторых, я ему ни в коем случае не доверяю. А в-третьих, холуй, до конца дней своих знающий свою вину, — лучший из холуев!

— А он может что-либо знать о госпоже Бессмертной?

— Пока ничего не знает. Но я могу его сориентировать. — Директор закурил ароматную сигару, прищурился от дыма. — Вы ведь пришли в театр именно по этому вопросу?

Гость кивнул.

— И желаете конфиденциальности?

— Мне безразлично.

— Неверно, господин полковник. Конфиденциальность здесь весьма важна. Не думаю, что вам следует в открытую марать свое честное и достойное имя. Вокруг госпожи Бессмертной уйма всевозможных домыслов, и в вашем положении их следовало бы избегать.

Икрамов поднялся.

— Хорошо, я последую вашему совету.

— Разумно. Я же, в свою очередь, обещаю сохранить наш разговор тет-а-тет в тайне и целенаправить господина бывшего артиста на обозначенное задание.

Икрамов откланялся и покинул кабинет.

Директор вернулся к столу, какое-то время осмысливал состоявшийся разговор, позвонил в колокольчик.

— Изюмова ко мне! — велел заглянувшей секретарше.

…Бывший артист прикатил к воротам дома Брянских на пролетке, рассчитался с извозчиком, направился к калитке, чтобы позвонить.

На звонок вышел привратник Илья, поинтересовался:

— Чего изволите, господин?

— Позови кого-нибудь из господ, любезный.

— Кого именно желаете?

— Кто у вас тут важнее всех, того и зови.

— Важнее всех княжна Анастасия, но они к воротам не выходят.

— Значит, кликни кто не такой важный. Есть у вас такой?

— Дворецкий Филипп, но он гневаться будет, что оторвал от дел.

Изюмов раздраженно дернул железную калитку, потребовал:

— Впусти, я сам разберусь, с кем мне побеседовать! Зови дворецкого!

— Никак не смогу. Оставлю ворота — меня накажут.

Возле ворот остановилась еще одна пролетка, из нее вышла мадам Гуральник, направилась к калитке. Увидела незнакомого господина, с удивлением спросила:

— Вы, сударь, кого-то желаете видеть?

— Они желают видеть княжну, а мы их к посторонним господам не приглашаем, — объяснил привратник.

— Мне необходимо навести справки об одной госпоже, — сказал Изюмов, — а этот чурбан ничего не понимает.

— О какой госпоже? — вскинула бровки учительница.

— О госпоже Бессмертной. Мы когда-то служили в одном театре. Я — артист Изюмов. Бывший, правда-с. По слухам, они проживают здесь.

— Я скажу дворецкому, — сказала мадам и заспешила к дому.

— Дурень ты, братец, — нервно бросил Изюмов Илье. — Знал бы, кому отказываешь в просьбе, всю подушку ночью сожрал бы. От стыда-с!

— Будете, барин, обижать, собак спущу, — пообещал тот. — Вот вам крест.

— Отойди, свинья!

Во дворе появился Филипп, не спеша и достойно направился к воротам.

— Вот господин желает без разрешения в дом войти, а я их не пущаю, — сообщил ему Илья.

— Ступай к себе в будку, — махнул ему дворецкий, самостоятельно отодвинул засов, позволил визитеру переступить порожек.

— Чего желаете, сударь? — поинтересовался.