Сонька. Продолжение легенды

— Наш госпиталь предназначен для людей малообеспеченных и низкого сословия. Мы обеспечиваем больных всем необходимым — медицинским уходом, одеждой, питанием и даже небольшими суммами при выписке из учреждения. На двух этажах расположены сорок шесть палат, причем этажи разделены по половой принадлежности. Первый этаж — мужской, второй — дамский. Содержится госпиталь главным образом за счет пожертвований и меценатства…

Мария Михайловна открыла дверь одной из мужских палат, чтобы продемонстрировать больных, но Сонька наклонилась к «генералу», что-то тихо сказала ему.

«Генерал» перевел:

— Моя супруга не желает видеть страдающих мужчин. Для нее это слишком большое испытание, — и попросил: — Лучше поднимемся в дамское отделение.

— Как госпожа пожелает, — легко согласилась хозяйка, и посетители двинулись со всей свитой наверх.

В коридоре второго этажа попались на глаза несколько женщин, которые при виде процессии торопливо скрылись в своих палатах.

Госпожа Гданская продолжала рассказ:

— Женщины, находящиеся здесь, страдают разным недугом. Здесь есть болеющие чахоткой, довольно много особ после неудачных родов от случайных господ, имеются также дамы, изувеченные собственными мужьями-пьяницами… Мы также не отказываем в приюте женщинам, лишенным крова, то есть бродягам, потому как они тоже люди, тоже нуждаются в уходе…

«Генеральша» снова шепнула что-то «мужу», и тот на вопросительный взгляд хозяйки госпиталя ответил:

— Супруга интересуется, не в вашем ли госпитале находится несчастная, которую едва не застрелил насмерть некий прохвост.

— В нашем! — неожиданно обрадовалась хозяйка. — Именно в нашем. Ею многие интересуются, но мы никого к ней не пускаем. Госпожа Бессмертная никого не желает видеть. — И с той же живостью поинтересовалась: — Вам известно, что данная особа — бывшая опереточная знаменитость?!

Сонька кивнула головой, а «генерал» попросил Марию Михайловну:

— Супруге крайне было бы желательно взглянуть на госпожу Бессмертную. И, может, даже побеседовать.

— Исключено! — воскликнула та. — К ней недавно заявился граф Константин Кудеяров, так она с треском выгнала его!

— Думаю, женщина женщину поймет, — мягко улыбнулся Безносый и напомнил: — Мы намерены пожертвовать несчастным серьезные деньги, сударыня.

Та на мгновение задумалась, затем негромко сообщила:

— Я бы не стала уделять ей столь высокого внимания. Она ведь знаете чья дочь?.. Знаменитой воровки!

— Княгиня настаивает, — повторил «генерал».

Хозяйка решительно провела их к одной из палат, остановилась перед нею.

— Прошу. Но за последствия я не отвечаю. Дама особого нрава!

Рядом с дверью на стульчике сидела сильно похудевшая, печальная Катенька.

Сонька оставила свиту, тронула дверь и вошла внутрь.

Палата была небольшая, однокоечная, довольно мрачного вида. Возле койки стояла тумбочка, на которой находились графин с водой, стакан, медицинский судочек.

Табба спала, отвернувшись к стене, но при появлении Соньки с неудовольствием повернула к ней голову, спросила:

— Что надо?

Была она в простеньком бязевом халате, голова и лицо ее были перебинтованы, волосы сбиты клочками.

— Чего надо? — повторила артистка, глядя на неожиданную посетительницу в черном.

Сонька молча подошла к ней, взяла стул, присела рядом с койкой.

— Здравствуй, доченька. — Подняла сеточку, попыталась улыбнуться.

Табба с трудом села и, морщась от боли, со злостью спросила:

— И здесь нашла?

— Нашла, — ответила воровка. — На краю света найду. Ты ведь моя дочка.

— Я вызову людей, и тебя опять возьмут.

— Не надо, — попросила тихо Сонька. — Я сама сейчас уйду.

— Зачем явилась?

Та пожала плечами.

— Тебя повидать.

— И чего хорошего увидела?

— Тебя.

— Нравится? — Прима отодвинула слипшиеся от крови бинты на голове, на плече. — Такую дочку ты хотела увидеть?

— Мне ты в любом виде хороша.

— Идиотка. Пошла отсюда!

— Хотя бы еще пару минут.

— Сиди, пока охрана не явилась. — Артистка помолчала, глядя перед собой в стенку, неожиданно спросила: — Из Крестов сбежала?

— Сбежала. Спасибо за деньги.

Дочка повернулась к ней.

— Знаешь, почему я дала?.. Чтоб оставила меня в покое!.. Раз и навсегда оставила! Ты должна понять наконец, что я ненавижу тебя! За жизнь, за судьбу свою ненавижу! И если ты называешь себя матерью, то такую мать я бы врагу не пожелала! Это из-за тебя я стала такой! Посмотри на меня! Куда я теперь?.. Воровать, как ты? Или побираться, просить милостыню? Что ждет меня? Кому я такая нужна? Где ты ни появишься, к чему ни притронешься, везде беда и несчастья! За что, за какие грехи Господь наградил меня такой матерью?.. И еще явилась — в шляпе, в дорогом платье! Хочешь показать, что живешь, а я гибну? Это ты хочешь показать!.. Пошла вон отсюда! Я не желаю тебя видеть, знать!.. Запомни — я ненавижу тебя! И никогда не признаю своей матерью! Пошла!

Сонька медленно поднялась и, не проронив ни слова, покинула палату.

Между княжной и старшим судебным приставом находился изящный чайный столик, на нем стояли самовар, чайная посуда, сладости. Со стороны общение гостя и хозяйки напоминало скорее милое чаепитие, нежели допрос.