Сонька. Продолжение легенды

— Да, вы пойдете сейчас туда, куда я скажу… Домой!.. И забудете навсегда этот вечер, этот разговор… Забудете меня. — Пренебрежительно махнул рукой, приказал: — Ступайте, мадемуазель! А если что-нибудь случится, поставьте за меня свечку. — Вдруг внимательно, будто прицениваясь к чему-то, посмотрел на артистку черными бездонными глазами. — Ходят слухи, будто вы являетесь дочкой Соньки Золотой Ручки.

Табба вздрогнула.

— Что?.. Вы с ума сошли?

— Наверное, — устало усмехнулся Марк. — Бред воспаленных мозгов. Ступайте с богом.

— Чушь! Ваш идиотский вопрос — полная чушь.

— Конечно чушь. Ступайте.

Прима медленно поднялась и, не пряча мокрое от слез лицо, задыхаясь от плача, ринулась через задымленный зал к выходу.

Перед самой дверью увидела как в тумане физиономию Изюмова, который спросил:

— Могу ли я чем-нибудь помочь, мадемуазель?

— Пошли к чертям! — выкрикнула она и выскочила на улицу.

Было далеко за полночь. Небо по-прежнему было задавлено густыми низкими тучами, изредка за окнами слышался грохот повозок и карет, проносящихся по булыжнику.

Катенька не спала. Сидела на кушетке в своей комнате, читала какой-то бессмысленный журнал о модных нарядах, ждала, когда барыня выйдет из ванной.

Подошла к окну, через штору выглянула на улицу — темно и мрачно. Вернулась назад, прислушалась к звукам, доносящимся из ванной. Шум воды не прекращался, прима не выходила.

Катенька на цыпочках подошла к двери ванной комнаты, прислушалась. Негромко позвала:

— Барыня… Барыня, с вами все в порядке?

Толкнула дверь, заглянула внутрь и от ужаса вдруг закричала во весь голос.

Прима лежала в наполненной кровью ванне, вены ее рук были чудовищно изрезаны.

Утром газеты вышли с крупными заголовками об очередном скандальном происшествии:

ПРИМА ОПЕРЕТТЫ ПЫТАЛАСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ!

КТО ДОВЕЛ ПРИМУ ДО ПОПЫТКИ САМОУБИЙСТВА?

СПЕКТАКЛИ С УЧАСТИЕМ Г-ЖИ БЕССМЕРТНОЙ ОТМЕНЕНЫ!

ВСКРЫТИЕ ВЕН — КАПРИЗ ПРИМЫ ИЛИ ЧЕЙ-ТО ЗЛОЙ УМЫСЕЛ?

Директор, сидя за столом, держал в руках сразу несколько газет, смотрел на Изюмова раздраженно и неприязненно. Кроме Гаврилы Емельяновича в кабинете находился также следователь Гришин.

— Излагайте! — велел директор.

— Они в карете направились в ресторан «Бродячая собака», где находился всем известный поэт Марк Рокотов, — сказал артист.

— Он ее ждал?

— Похоже, что нет. Так как при поэте уже была особа женского пола.

— Можете выражаться по-человечески?!

— Рядом с поэтом сидела легкомысленная девица с возложенными на него ногами, — поспешно исправился артист.

Гришин хмыкнул, с трудом сдержав смех. Изюмов испуганно оглянулся на него.

— Продолжайте, — кивнул Гаврила Емельянович.

— Девица затем ушедши, и ее место заняла мадемуазель Бессмертная.

— Поэт был трезв? — подал голос Гришин.

— Не смею знать, потому как лицо его скрывалось за густыми волосами.

— Как долго госпожа Бессмертная беседовала с господином поэтом? — продолжил следователь.

— Могу даже сказать точно… — Изюмов зачем-то вытащил свои карманные часы. — Тридцать семь минут.

— Можете сказать, о чем шел разговор?

— Никак нет. Был сильный шум выпивающих, мне же места близко не нашлось.

— Так какого дьявола вы болтались за ней, если ни черта не знаете?! — вспылил директор.

— Вы велели, вот и болтался, Гаврила Емельянович.

Гришин с легкой укоризной посмотрел на директора, повернул голову к артисту:

— В каком состоянии госпожа Бессмертная ушла после беседы?

— Как мне показалось, в крайне тяжелом. Рыдающая… Я предложил помощь, но был послан… к черту.

— Ладно, ступай куда был послан, — махнул Изюмову директор и, когда тот ушел, посмотрел на следователя. — Что скажете?

— К сожалению, чего-либо заслуживающего интереса я не услышал…

— Так ведь этот болван ничего толком не узнал!

Гришин рассмеялся.

— Но не мог же он забраться к вашей артистке под юбку или влезть поэту в карман?.. А вот о чем шел между ними разговор, я бы крайне желал знать. — Поднял глаза на хозяина театра, предложил: — Когда будете посещать мадемуазель, попытайтесь прощупать, что ее так взволновало в словах господина поэта.

— Разумеется, постараюсь. А этого… Изюмова гнать?

— Зачем же? — улыбнулся следователь. — Он весьма недурно справляется с возложенными обязанностями. Глуп, правда, но это лишь помогает делу.

Анастасия плакала громко, навзрыд, не способная принять ничьих утешений. Она сидела в гостиной, уткнувшись лбом спинку кресла, и все повторяла:

— За что?.. Кто ее так унизил, что она решилась на такое?.. Я хочу знать! Я убью этого человека!

Михелина примостилась перед нею на корточках, гладила по голове, пробовала утешить.

— Никто ее не унижал. Возможно, что-то с театром. У актеров очень ранимые души…

Сонька стояла чуть в сторонке, предоставив дочке самой успокоить княжну, время от времени оглядывалась на дворецкого, смотревшего на нее сегодня как-то по-особому.

— Все равно я хочу знать! — Девочка подняла лицо. — Я обязана ее увидеть и понять, что случилось!.. И вы должны помочь мне в этом!