До слуха доносились свистки полицейских.
— Вмешайтесь же!
Полицмейстер взял ее руку, поцеловал.
— Успокойтесь, сударыня. Слышите, свистят? Сейчас прибудет наряд и этих людей разгонят.
— Их надо судить!
— Судить? — Василий Николаевич с интересом посмотрел на воровку, повторил: — Судить… Судить надо многих. Например, таких, которые людей дурят.
— Дурят многие.
— Многие. Которых ловим, тех судим. А кого не поймали, того народ сам наказывает. Вот как этих, к примеру.
— Они, по-вашему, дурят?
— Еще как! — рассмеялся Агеев, запрокинув голову. — Где еврей прошел, там русскому шукать нечего!
— Вы их ненавидите?
— Взаимно. Мы — их, они — нас. Вы вот гляньте: в каком мире народ любит евреев? Ни в каком! А почему? Потому что они, как и, к примеру, цыгане, жизнь свою строят на обмане!.. Ежели жид не обманул, он тогда хуже русского! Потому народ и бунтует против них!
— У меня отпало желание ехать с вами, — сказала Сонька.
— А уж часом вы не жидовка? — посмотрел на нее полицмейстер.
— Жидовка!
— Не-ет, — погрозил он ей. — Были б Сонькой — поверил бы. А так чистая француженка!
Княжна плотно закрыла дверь, остановилась напротив Михелины.
— Знаешь, кто приезжал ко мне этой ночью?
Девушка напряглась.
— Неужели князь Андрей?
— Он на войне. Он никак не мог приехать! — ответила Анастасия. — Ты его вспоминаешь?
— Конечно. А кто все-таки приезжал?
— Госпожа Бессмертная.
— Табба?
— Она.
— Зачем?
— Привозила письмо для твоей мамы.
— А где оно?
— Думаю, ей уже передал дворецкий.
— О чем там, не знаешь?
— Не имею привычки читать чужие письма. — Анастасия заставила подружку сесть. — Что ты о ней думаешь?
— О ком?.. О Таббе? Ничего не думаю. Артистка…
Княжна тоже села.
— Я ее выгнала.
— Выгнала? За что?
— За то, что она ненавидит вас.
— Кого?
— И тебя, и твою маму. Почему она вас ненавидит?
— Не знаю, — пожала плечами Михелина. — А с чего ты взяла?
— Она сказала, чтобы я как можно быстрее распрощалась с вами.
— Может, она и права, — усмехнулась Михелина.
— Объясни.
— Думаю, мы здесь достаточно надоели.
Глаза девочки налились гневом.
— Тебя любит мой кузен, князь Андрей!.. И ты смеешь думать, что вы здесь надоели?!
— Любит — перелюбит.
— Что ты сказала?.. Ты его разлюбила?
— Я — нет. Но с ним может случиться разное.
От возмущения княжна даже задохнулась.
— Разное? Ранят, убьют?.. И ты тогда предашь его? — Она заплакала. — Ненавижу предателей! И тебя теперь ненавижу!.. Пожалуйста, оставь меня!
Михелина попробовала переждать ее истерику, тихо попросила:
— Сядь, я теперь что-то скажу.
— Уходи, не желаю ничего слышать!
— Пожалуйста, сядь. Я скажу важное.
Княжна вытерла слезы, гордо опустилась на стул.
— Говори.
— Я — воровка, — спокойно и твердо произнесла девушка.
— Что? — не поняла та.
— Воровка. И мать моя тоже воровка. Причем знаменитая.
Девочка удивленно вскинула брови, глаза ее были сухими.
— Я тебя не понимаю, Анна.
— Я не Анна. У меня совсем другое имя.
— Какое?
— Михелина. Или Миха, как зовет меня мама.
— Миха?.. А мама тоже не Матильда?
— Моя мама — Сонька Золотая Ручка.
— Золотая Ручка? — с ужасом, шепотом переспросила Анастасия. — Ее ведь ловит полиция.
— Да. Поэтому нам надо быстрее драпать из Петербурга.
— Драпать… Смешно — драпать.
— Это по-воровски.
Княжна вцепилась в руку воровки.
— Я вас не отпущу!.. Тебя не отпущу! У тебя Андрей!
— Я воровка, милая, — попыталась объяснить Михелина. — Воровка и князь. Представляешь пару?
— Он любит тебя!
— Я его тоже. Но меня могут поймать, и он больше никогда меня не увидит. На нашей совести смерть твоего отца!
— Но я ведь сама попросила помощи!
— Нет, не так. Мы с мамой должны были украсть камень. Ты же просто оказалась рядом.
Анастасия с недоверием и страхом смотрела на подружку.
— Я не верю.
— Но это так. Нас ловит полиция, и в любой момент мы можем оказаться в тюрьме. Тем более за мокрое…
— Мокрое — это что?
— Убийство. Получается, что папа твой погиб из-за нас.
— Из-за меня.
— Каждый решает по-своему.
— А за что вас ненавидит госпожа Бессмертная?
— За то, что она дочь Соньки, а мне сестра.
— Госпожа Бессмертная — твоя сестра?! — Княжна от неожиданности готова была провалиться сквозь землю. — Но разве можно ненавидеть родную сестру?
— Можно. Если одна — прима театра, которую заваливают цветами, а другая — воровка, которую ловит полиция. Табба боится, что мы сломаем ей жизнь.
— Нет, — решительно заявила княжна и вцепилась в руку воровки. — Все равно я не хочу, чтобы вы уезжали!.. Будете жить здесь, и никто об этом не узнает! Дом большой!
— И даже на прогулку не выйти? — засмеялась Михелина.
— Ночью. Когда никто не видит.
— А сторожа?.. А Никанор?
— Но у нас же есть потайной ход!
Это окончательно развеселило девушку.
— Каждую ночь — по крыше, а потом ползком под забором.
— Андрей не простит, если я тебя отпущу.
— Я вернусь. Все утрясется — и вернусь. Лишь бы у мамы все сегодня сложилось.
— А где она?
— В гостях, — коротко ответила воровка.
Дом полицмейстера Агеева находился недалеко от Сенной площади, был он большой, трехэтажный, и на воротах стояли полицейские при оружии.