Голос Таббы, низкий, глубокий, волнующий, расплылся по всему залу, сковал сидящих за столами, свел скулы, перехватил спазмом глотки. Слушать «Ночную лилию» вышли не только официанты и администраторы, но даже повара с кухни.
Изюмов стоял за тяжелой портьерой, упиваясь голосом, фигурой, всей сущностью бывшей примы. Рядом с ним почти бездыханно присутствовал Арнольд Михайлович, гордо переводивший взгляд с певицы на зал.
Когда артистка закончила романс, мужчины, будто безумные, повскакивали с мест, стали кричать и аплодировать с такой силой, что сидевшие рядом дамы вынуждены были закрыть прелестные ушки.
Сразу несколько офицеров ринулись к сцене в страстном желании немедленно объясниться певице в любви, но она после нескольких поклонов ловко ускользнула за портьеру, и страстных мужчин остановили ресторанные администраторы во главе с Арнольдом Михайловичем.
— Господа! — взывал он, сдерживая натиск поклонников. — Господа офицеры!.. Мадемуазель еще будет выступать!.. Успокойтесь, господа!
Князь Икрамов остался сидеть за столом, глядя налившимися страстью глазами в сторону портьеры, за которой исчезла певица.
Изюмов, перехвативший артистку по пути в гримерку, принялся пылко целовать ей руки, приговаривая:
— Чудо… Божество!.. Истинный, превосходный талант! Вы ошеломили всех!
Табба легонько отстранила его.
— Благодарю, — и двинулась дальше.
В гримерке Катенька быстро и внимательно оглядела костюм и внешность своей хозяйки, одобрительно кивнула.
— Это, барыня, больше чем успех. Такую бурю в этом заведении, думаю, никто еще не вызывал.
Табба снисходительно улыбнулась.
— Не мудрено. Кабак. Нетрезвые мужчины, веселые женщины.
В комнату шумно ввалился с громадным букетом Арнольд Михайлович, торжественно протянул его артистке.
— Мадемуазель Табба, что вы сделали с залом?.. Мужчины сошли с ума, дамы потеряли всякий интерес к жизни.
Девушка рассмеялась.
— Две новости и обе приятные.
— Клянусь, — приложил пухлые ручки к груди хозяин. — А один весьма уважаемый князь потерял рассудок настолько, что осмелился пренебречь правилами приличия. Стоит за дверью и просит позволения увидеть вас.
— Только не сейчас, — замахала руками артистка. — Мне надо подготовиться к следующему номеру.
— Мадемуазель, — доверительно проговорил Арнольд Михайлович, — я решительно не советую испытывать на прочность терпение князя. Во-первых, он южных кровей. Во-вторых, весьма влиятельный в высоких кругах. А в-третьих, у него на груди болтаются две цацки высшей пробы!
— Вам мадемуазель объяснила, — вмешался нервно Изюмов, — они не желают сейчас никого видеть.
Хозяин удивленно оглянулся на него, с издевкой заметил:
— Любите вы все-таки дергать ножками, хотя вас и не трогают, господин артист. — И снова обратился к Таббе: — Позвольте все-таки князю вкусить глоток счастья.
— Хорошо, — согласилась она. — Пусть войдет. Но ненадолго!
— Как прикажете, — кивнул хозяин, открыл дверь, с улыбкой пригласил: — Ваше благородие, вас ждут.
Князь Икрамов не спеша перешагнул порог, с достоинством раскланялся со всеми, после чего обратился к артистке:
— Благодарю, мадемуазель, что позволили мне войти к вам. — Неожиданно снял с груди маленькую медаль, усеянную бриллиантами, протянул ей. — Сочту за счастье, если вы примете этот скромный подарок.
Табба отступила на шаг.
— Вы ставите меня в неловкое положение, князь.
— Я окажусь в еще более неловком положении, если вы не примете его, — ответил тот.
Девушка после колебания приняла медаль, улыбнулась князю.
— Но это ваша награда на войне!
— Она поможет вам в трудную минуту вашей жизни, — улыбнулся в ответ полковник. — Она заговоренная.
— Шутите?
— Нет. Она однажды защитила меня.
Табба еще раз осмотрела подарок, показала дефект.
— Здесь скол.
— От японский пули. Она отрикошетила от медали, в противном случае я бы не стоял перед вами.
— Благодарю, князь. Я буду всегда носить ее при себе.
— Буду счастлив.
Икрамов уже готов был откланяться, но у порога задержался.
— И все-таки я вас знаю. Более того, догадываюсь, кто вы есть…
— Пусть ваши фантазии останутся при вас.
Хозяин, сияя счастливой улыбкой, вышел провожать поклонника. Изюмов хмуро и подавленно пробормотал:
— Я его убью.
Табба удивленно повернулась к нему.
— С ума сошли?
— Я буду убивать всех, кто посмеет прикоснуться к вам, — ответил артист и быстро покинул комнату.
Бруня покинула воровскую квартиру далеко после полуночи. Вышла из-под арки, коротко огляделась и широко зашагала в сторону Черной речки.