Сонька. Продолжение легенды

— Господи, что опять? — раздался недовольный голос прислуги. — Совесть надо иметь!

Она открыла дверь, Изюмов с силой оттолкнул ее.

— Кто это был?.. С кем она? — Ринулся в квартиру, метнулся по комнатам.

Катенька бежала за ним следом, крича и пытаясь задержать его.

Артист достиг спальни, увидел приподнявшуюся с постели приму, выхватил из внутреннего кармана револьвер и стал разряжать в нее обойму.

Судебный пристав Конюшев вошел в камеру к Соньке, взял табуретку, уселся на нее, глядя на арестантку весело и чуть ли не игриво.

— Как спалось, мадам?

— Лучше всех.

— Превосходно. А я к вам с новостями. — Пристав развязал шнурочки папки, вынул оттуда несколько газет, протянул воровке. — Ознакомьтесь.

Та нехотя взяла их, так же нехотя развернула и вдруг увидела на первых полосах крупные заголовки:

ПОКУШЕНИЕ НА БЫВШУЮ ПРИМУ ОПЕРЕТТЫ.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ УБИЙЦА ЗАДЕРЖАН.

ГОСПОЖА БЕССМЕРТНАЯ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ.

ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА БЫВШЕЙ ПРИМЫ.

Подняла глаза на чиновника, негромко произнесла:

— Интересная новость.

— Это ведь ваша дочь?

— Да, это моя дочь.

— Вот видите, — удовлетворенно сказал пристав, — все становится на свои места. Нет госпожи Дюпон, есть Сонька Золотая Ручка. Вы не станете это отрицать?

— Не стану.

— Превосходно. Послезавтра суд. А дальше все по накатанной.

— Она жива? — тихо спросила воровка.

— Судя по газетам, да.

— В больнице?

— А где же еще? — Конюшев внимательно посмотрел на женщину, неожиданно поднялся, прошелся по камере.

Посмотрел вверх, на оконные решетки, провел зачем-то пальцем по стене, внимательно изучил налипшую грязь, даже понюхал ее.

Вернулся к воровке.

— Покажите ваши золотые ручки, мадам.

Сонька инстинктивно спрятала их поглубже.

— Зачем?

— Желаю взглянуть на легендарные пальчики.

— Они в язвах.

— Вот на язвочки я как раз и хочу взглянуть.

Он силой заставил воровку показать руки, удовлетворенно кивнул.

— Что и следовало доказать.

Взял со стола жестяную кружку, повертел ее в руках. Затем проделал то же самое с чайником.

Сонька не сводила с него глаз.

Конюшев обнаружил внизу небольшую заклепочку, поелозил по ней пальцами, затем нажал, и дно чайника открылось.

На пол упали ножовка и свернутый шелковый шнур.

Следователь собрал все это, вложил снова в дно чайника, довольно улыбнулся.

— Служба сообщала, что кто-то пилит по ночам решетку. Не могли докопаться кто… А потом подумали, пусть пилит, все равно без толку. Теперь все понятно. — Он взял чайник, кружку, папку с газетами, направился к двери. — Все это, мадам, будет фигурировать на суде.

Сонька спала, когда услышала осторожный шорох за дверью.

Приподняла голову, прислушалась.

Шорох перешел в скрип ключа в замке, после чего дверь отворилась и в камеру протиснулся с керосиновой лампой в руке Илья Глазков.

— Просыпайтесь, у нас всего лишь полчаса. — Поймал удивленный взгляд воровки, торопливо объяснил: — Вы сегодня должны бежать.

— Как? — не поняла та. — У меня был шмон.

— Знаю. По этому вопросу началось следствие. Поэтому этой ночью надо бежать.

Прапорщик был похож на невменяемого. Он поставил лампу на стол, зачем-то стал стаскивать с себя френч.

— Что вы делаете? — едва ли не возмущенно спросила воровка.

— Мы должны переодеться. Вы в мою одежду, я в вашу. Охрана куплена!..

— По-моему, вы сошли с ума!

— Нет, все правильно. Это единственный шанс! Больше такого не будет! — горячо заговорил Глазков. — Здесь случится пожар, поднимется гвалт!.. Под эту неразбериху вы должны бежать!.. На первом этаже… на главной проходной охрана предупреждена. Вернее, куплена!.. Она выпустит вас! На всякий случай покажете эту бляху, — он показал номерной знак на френче.

Сонька ничего не понимала.

— Я не найду дорогу!

— Боже, все просто… По галерее — на первый этаж, затем по коридорам… Оттуда все будут бежать к вашей камере. Здесь будет пожар!

— Пожар?

— Я же сказал! Я подожгу все! У меня керосин. В лампе!..

— Но вы можете сгореть!

— Не более чем обожгусь.

— Я не хочу рисковать вашей жизнью!

— Никакого риска. Меня и без этого будут судить за способствование. А сейчас надо поменяться одеждой! — Прапорщик принялся снимать с себя рубаху. — Пожалуйста, не надо стесняться!.. Я это делаю ради вашей дочери!.. Она дала денег, чтобы подкупить охрану!

— Она в больнице?

— Да, в странноприимном госпитале на Моховой. Если выживу, непременно проведаю.

…Спустя какое-то время из камеры быстро вышла переодетая в одежду прапорщика Сонька, закрыла дверь на замок и зашагала широким шагом по грохочущей железной галерее.

Тем временем в камере Глазков с усмешкой взглянул на надетое на себя платье арестантки, перекрестился, раскрутил лампу, вылил из нее керосин на постель, плеснул на себя.

Поднес тлеющий фитиль к маслянистой жидкости, пламя вначале расползлось по кровати и полу, затем взметнулось чуть ли не до самого потолка.

Прапорщик, объятый огнем, бросился к двери, отчаянно призывая на помощь:

— Пожар!.. Пожар!