Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Выпей, мурло! За свою доченьку выпей, босяк! Выпей, тварь!

— Нельзя.

Володя заставил Горелова поднести стакан ко рту и стал лить вино сквозь его сцепленные зубы.

— Нельзя… Мне нельзя, — вырывался Горелов, стараясь выплюнуть вино. — Володя, не надо… Будет очень плохо, Володя. Я поклялся не пить!

Кочубчик все-таки вылил почти все вино в его горло, после чего запустил пустой стакан в стену.

— Бенька! — закричал скрипачу. — Меерзон! «Папиросы»! Для Кочубчика! Персонально!

Беня немедленно начал играть «Папиросы». Володя вальяжно вошел в свободный круг перед скрипачом, ударил ладонями по коленкам и стал самозабвенно и отрешенно исполнять только ему ведомый танец.

Штабс-капитан некоторое время тупо наблюдал за выкрутасами Кочубчика, затем взял бутылку с водкой, решительно наполнил стакан, с небольшим раздумьем поднес его ко рту и вдруг опорожнил до дна. Занюхал корочкой хлеба, удовлетворенно крякнул, поднялся и пустился в пляс вместе с Кочубчиком.

* * *

К двери Сонькиного номера подошли двое господ, одетых в строгие костюмы. Правда, их походка и манеры были далеко не аристократическими. Они огляделись, прислушались к звукам, доносившимся из номера. Через мгновение один из господ увесистым кулаком стукнул в дверь. Дверь открыла Сонька и, увидев незнакомых людей, отступила назад, не без страха в глазах спросила:

— Не ошиблись, господа?

— Мы, Сонька, не ошибаемся, — произнес первый, бесцеремонно входя в номер. — Привет тебе от Моти Бессарабского. Помнишь такого?

— Что нужно от меня Моте? — тревожно спросила воровка.

— Мы удивляемся на твой вопрос, Сонька. Папе лучше такой вопрос не слыхать.

— Общак?

— Моте нужно, чтоб твоя память была не короче твоих волос, Сонька, — ответил тот же господин. — Одесса слыхала, что ты сделала хорошую погоду на жирной малине.

— Это, парни, слухи. Так Моте и передайте. Общак будет, когда случится серьезный шармак.

Господа переглянулись.

— Мы Моте передадим, что ты, Сонька, начала курвиться раньше, чем появилась первая седина на твоей голове… — Они всем своим видом показывали, что уходить не спешат. — У воров есть детки, женки, семьи. Все хавать хотят. Нужно помогать. Соня. Сама ж к тому призывала!

Воровка помолчала, решаясь на что-то, неожиданно принялась стаскивать с пальцев перстни, кольца. Сняла с шеи цепочки с изумрудными вкраплениями и молча протянула гостям.

Те на глаз оценили стоимость золота, старший заметил:

— Мало, Сонька. Ты на балу обчухала дамочек тысяч на пятьдесят, не меньше.

Она направилась в спальню, мужчины шли за ней. Воровка достала из ящика прикроватной тумбы две броши и не очень дорогое колье.

— Больше нет.

— Ходят разговоры, что Володька Кочубчик уже две ночи не выходит из картежной хаты. Может, он спускает в дым тобой прихваченный товар? Скажи, Сонька, и мы будем иметь с Кочубчиком очень интересный и долгий разговор.

— Нет, — покрутила она головой. — Кочубчик тут ни при чем.

Один из господ подкинул на ладони полученные цацки, кивнул напарнику. Они двинулись к выходу, на пороге старший остановился, внимательно посмотрел на воровку.

— Смотри, сестра, не наколись на дурной мессер. Кочубчик — гнилой вшиварь.

И они покинули номер.

* * *

День был жарким, припекало южное солнце, от духоты не спасал даже легкий морской ветерок. Сонька, одетая в легкое белое платье, с кружевным зонтом в руке, вышла из гостиницы, махнула одной из дежуривших пролеток. Та тут же подкатила, извозчик предупредительно помог Соньке забраться на сиденье, и повозка понеслась по булыжной тряской улице.

Девушка оглянулась, увидела, как из гостиницы быстро вышел мужчина, также махнул извозчику, и экипаж двинулся вслед за пролеткой Соньки.

* * *

Воровка стояла среди могил почивших здесь иудеев, тихо плакала, растирая по лицу обильные слезы.

— Дорогая моя мамочка, шолом… Не пойму, что творится со мною. Влюбилась. Как дура, как халда. Как дите, которому нет еще и семи лет. Чем он взял меня? Умом? Нет — глуп и бессовестен. Красотой? Не думаю — я знала мужчин не хуже. Может, молодостью? Но я ведь тоже еще не старуха. Мне всего-то двадцать семь.

За оградой, неподалеку от Сонькиной пролетки, стоял тот самый экипаж, на котором прикатил филер. Он скучающе расхаживал вдоль кладбищенской ограды, поглядывал в сторону Соньки.

— Что мне делать, мамочка? — Воровка тяжело вздохнула, высморкалась в платочек. — У меня совершенно ничего не осталось: ни денег, ни украшений. Нищая… Все унес Володя. К тому же на мне висит хвост. Значит, меня скоро могут повязать. Надо бежать… Но не могу. Не могу бежать без него, жить не смогу! Проще умереть, чем не видеть его. Почему? Сама не знаю. Помоги мне, мама.

Она постояла еще какое-то время и направилась к своей пролетке. Филер также уселся в экипаж, дождался, когда Сонькин извозчик ударит по лошадям, и покатил следом.

* * *

Первым, кого увидела Сонька, войдя в гостиницу, был штабс-капитан, — он был совершенно пьян. Горелов тоже увидел девушку, нетвердо поднялся с кресла, кое-как щелкнул каблуками и направился ей навстречу.