Сонька Золотая Ручка(Жизнь и приключения знаменитой авантюристки Софии Блювштейн. Роман-быль)

В этой истории Софья Владиславовна сразу же почувствовала тон высокого происхождения. Хотя сама она родилась в бедной еврейской семье ростовщика, ее тянуло к высшим слоям. Оттуда на нее веяло красотой бытия. В благородстве манер, в роскошной обстановке она видела особую художественную подкладку красоты.

Пароходик пристал к живописному берегу. Граф и Софья Владиславовна вышли последними.

Матам Блано распорядилась разложить свой старый ковер. Молодежь засуетилась. Откупоривали бутылки, распаковывали корзины с закусками, конфетами, фруктами. Когда все было готово, началось сплошное пьянство. Пили без удержу, в большом количестве и преимущественно крепкие вина.

Софья Владиславовна с графом завладели бутылкой легкого сотерна и пили исключительно это вино. Закусывали фруктами. Мадемуазель Блювштейн любезно чистила груши и яблоки и кормила графа, а тот в благодарность за каждый кусочек целовал ей руку.

До них доносились насмешки, шутки. Один нищенски одетый поэт сочинил даже эпиграмму на влюбленную парочку. Это начинало надоедать.

— А не прогуляться ли нам, граф? — шепотом предложила Софья Владиславовна.

Тот с радостью согласился. Ему до смерти хотелось набить морду наглецу-поэту, и он едва себя сдерживал. В ста метрах от пикника кроны деревьев, склоненные к реке, образовывали шатер.

— Наконец-то мы одни, — грудным шепотом произнес граф и с этими словами взял руки Софьи Владиславовны.

— Да, тут нас никто не видит, — поощрила она.

Граф воспламенился. Долго сдерживаемая стремительность пылкой натуры теперь не знала удержу. Он схватил ее в объятия, целовал, нашептывая:

— Милая, дорогая, я вас люблю.

Софья Владиславовна успела соскучиться по мужским ласкам и теперь с жаром отвечала на поцелуи графа.

— Ты меня любишь? — спрашивала она между поцелуями.

— Конечно. Что за вопрос? Люблю безумно.

— И я тебя люблю.

— Хочешь быть моей женой? Я считал бы себя самым счастливым на свете.

— Об этом надо подумать, — заявила она.

Граф слегка нахмурился, отвернулся, закурил.

— Ну, чего надулся? Разве такие вопросы моментально решаются? Ведь это вопросы жизни, — оправдывалась театрально Софья Владиславовна.

— Значит, ты меня не любишь, — надув губы, твердил он.

— Ах, какой ты чудак! Мы с тобой только сегодня познакомились.

— Нет, я знаю, в чем дело — я очень беден.

Софья Владиславовна метнулась в его объятия и начала успокаивать:

— Если ты беден, то я не нищая. У меня есть сбережения — наследство от матери. Первое время проживем, а потом у тебя будет практика. Как у юриста. А медицину ты бросишь.

Эта перспектива улыбалась графу. Ему до смерти надоели и анатомический театр, и богема, а главное — непроглядная бедность.

Он уже мечтал, как при помощи средств жены займет почтенное положение в обществе. Родные снова отнесутся к нему с должным уважением, и он, собравшись с духом, начнет процесс против двоюродного братца, присвоившего его часть наследства.

— Так ты согласна?

— Ну, хорошо, согласна, — после некоторой паузы ответила хитрая Сонька.

— А теперь вернемся — неудобно.

Пикник был в разгаре. Гости были порядком пьяны. Захмелела и мадам Блано. Тут только сказалась настоящая подоплека этой на вид приличной женщины. Она лезла целоваться к молодым людям, позволяла себе с ними нецензурные вольности. Не только в одном разговоре, но даже в жестикуляциях проявлялись экспансивные черты этой жизнерадостной особы.

По дороге большинство кавалеров дремали. Спала молоденькая модистка, которую предательски напоили мадерой. Она приткнулась к мадам Блано и сладко посапывала.

Было уже около десяти часов вечера, когда пароход пристал к пристани. Некоторых пассажиров пришлось долго будить. Софья Владиславовна не села на омнибус, а приняла предложение графа пройтись пешком.

Госпожа Блано пришла в восторг, узнав утром, что ее жиличка в скором времени будет графиней.

Она поздравила Софью Владиславовну, но при этом высказала сомнение чисто материального свойства:

— Ведь у него ничего нет. Простому смертному сам Бог велел биться, терпеть нужду, отказывать себе во всем, но громкий титул графини обязывает. А ну как средств не окажется?

— Я все это учла. У меня есть маленькое сбережение, которое мне переведут из России.

— Ой-ой, скоро же вы проживете эти денежки, а что потом будет — неизвестно.

— Я никогда так далеко не загадываю, — сухо ответила Софья Владиславовна.

Где было парижской мещанке понять ее? Жизнь казалась Соньке широкой Калифорнией, в которой такая масса золота. Она свято блюла принцип Кречинского, уверявшего, что везде есть деньги и надо только уметь их извлечь. И она была убеждена в том, что ей удастся даже из недр преисподней добыть груды золота.

На сравнительно значительную сумму, которой она располагала в данный момент, Софья Владиславовна смотрела как на переходное состояние своих средств. Такая сумма ее не устраивала как основной капитал, и она без сожаления приготовилась потратить ее на обеспечение своего графского достоинства. Но кому она могла раскрыть тайник собственной души?! Не знала она такого человека. Да и при ее скрытности вряд ли бы стала она обнажать душу.