Легко сказать! На то, чтобы пройти запутанный электронный лабиринт и добраться до живого человека, уходит целых десять минут. Живой человек сообщает, что отдел пропаж (то есть блондинистый следователь и женщина-игуана, фильтрующая посетителей) уже закрыт и вы должны перезвонить завтра, после девяти утра. Все аргументы о том, что ситуация может быть серьезной, а найденная машина является важной уликой, отскакивают как горох.
Вы с досадой бросаете трубку – даже в Тимбукту уровень обслуживания, наверное, лучше, чем здесь, – и маршируете в ванную. Теперь нужно умыться, нанести на лицо свежий слой красоты и обдумать положение вещей. Белфорд, несомненно, захочет обсудить ситуацию с Кью-Джо, а потом начнет спрашивать об Андрэ: какие приемы использовались при поимке, какие разделы Библии были прочитаны, почему именно эти, а не другие, какие шаги следует предпринять, чтобы не допустить повторного побега, можно ли доверять животному, виноват ли Белфорд и т. д. Допрос может продлиться более часа. У вас просто не хватит терпения. Уже через полчаса вы, наверное, не выдержите и начнете кричать, а истерический припадок в данном раскладе отнюдь не улучшит шансов на успех. Приняв во внимание эти соображения и решив действовать в интересах высших целей, вы снимаете одежду и выходите в гостиную в нижнем белье.
22:52
– Если бы у меня сохранился хвостик, я бы тебе все равно нравилась?
Из вашего скудного собрания Белфорд выбрал диск с песнями из фильма «Звуки музыки» – самую близкую по духу вещь к «Христианским мелодиям». Сидя на плюшевом диванчике, он задумчиво подпевает Джулии Эндрюс, но тут вы жеманно появляетесь на пороге в миниатюрном персиковом купальнике, прервав его партию в середине такта.
– Что… о чем ты говоришь? Хвостик?!
– У меня раньше имелся хвостик. Когда я была эмбрионом. И маленькие плавнички. И складки вот здесь, по бокам головы, как жабры. – Говоря это, вы крутитесь, как модель на подиуме, и с каждым поворотом ваши бедра приближаются к лицу Белфорда. – Ну так что? Если бы у меня был хвостик?
– Но у тебя его нет. – Белфорд дышит так, словно его легкие – это жирные фермеры, пытающиеся пролезть через колючую проволоку; кадык его прыгает, как теннисный мяч по ступенькам ацтекского храма. – Не думаю, что у человеческого плода есть хвост. Это просто по виду напоминает хвост. И потом, оно исчезает задолго до рождения.
– Но если мы созданы по образу и подобию Божьему, почему наш эмбрион так похож на рыбу или лягушку? Что по этому поводу говорил Мартин Лютер, когда не занимался вопросом о количестве кеглей в праведном боулинге? Если эволюции не существует, то зачем нашим зародышам жабры и хвосты? И почему они потом исчезают?
Белфорд относится к вопросу несколько серьезнее, чем вам хотелось. А может, ему нужно отвлечься от маленькой круглой задницы, которая покачивается в десяти дюймах от его носа? Поскоблив крупную крепкую голову, он говорит:
– Мы соответствуем образу Божию только после рождения. На ранних стадиях развития мы выглядим смешно, как лягушки, потому что это предупреждение. Бог дает нам понять, что, если бы не его безграничная милость, мы бы рождались слизистыми прыгающими тварями. В этом все дело, дорогая! Если бы миром правил Сатана, наши младенцы выглядели бы как уродцы.
О боже! Вы и не думали, что разговор сползет в теологическую дискуссию. Чтобы отвернуть на пару румбов влево из религиозного фарватера, вы плавно спускаете трусики с ягодиц и полностью обнажаете промежность.
– Ты не ответил. Что, если бы у меня был хвостик? Белфорд не может больше сдерживаться. Он притягивает вас к себе, практически сажает на колени и начинает мусолить и слюнявить с энтузиазмом, походящим на припадок.
– Мммммфф! – Это не входит в ваши планы, он чересчур торопится. И вообще слишком агрессивен. – Стоп-стоп-стоп… – Вы с трудом освобождаетесь от объятий. – Погоди. Полегче.
Белфорд обижается.
– Что случилось? Я что-нибудь не так…
– Разве ты не хочешь, чтобы я сняла лифчик? Я думала, тебе нравятся мои маленькие филиппинские луны.
Белфорд кивает дважды: первый раз, чтобы сигнализировать согласие на дальнейший стриптиз, а второй – чтобы подтвердить свою лояльность вашей относительно мелкой груди. Вы с улыбкой расстегиваете бюстгальтер – у этой модели застежка спереди – и разводите его в стороны ровно настолько, чтобы показать узкую полоску кожи между грудями. Придерживая концы руками, вы пристально смотрите любимому в глаза.
– Белфорд, – говорите вы, – нам надо серьезно поговорить. Прости, что начинаю в такой момент, но если мы сейчас не разберемся, я не смогу расслабиться, буду думать, отвлекаться… – Вы снова улыбаетесь и дергаете лифчик взад-вперед; груди прыгают, как яичные желтки. – Ты ведь не хочешь, чтобы я отвлекалась?