Серебровласка осталась лежать там же, где и упала. Однако её необычный доспех вдруг сам раскрылся. Скрипя металлом, он отцепил себя от рук и ног. Затем с трудом поднялся с земли и вскоре принял форму тяжелораненого человека. Светлые волосы, острые скулы и телосложение, близкое к идеалу — вне всяких сомнений, это был Каладрис, но выглядящий молодым. Его дух трещал по швам из-за раны на груди, нанесённой копьём в недавней битве.
В видении Каладрис, покачнувшись, упал на колени и зарыдал над телом серебровласки. Никогда прежде я не видел от Охотника столь ярких проявлений чувств. Скорбь, слёзы сожаления и крик души, который по силам понять лишь тем, кто тоже кого-то потерял. Не знаю, кем серебровласка с Охотником друг другу приходились, но поток эмоций шёл такой, будто сама его душа только что рассыпалась на части.
— Ты обещала попрощаться! — кричал Охотник над бездыханным телом. — Обещала, что отступишь, если нас начнут теснить! Какой смысл в победе, если ты сама мертва…
Видение ускорилось. Охотник предал огню тело серебровласки. Прямо тут, в Зоне Отдыха, имелся участок лавового типа. Там и прошла кремация. Почти все личные вещи, серебровласка, обложенная цветами, труп копейщицы и сломанное копьё сгинули в огне…
Самое интересное случилось с двуручным мечом — тем самым, которым орудовала дама в серебряных доспехах [Каладрис]. Последний удар, перерубивший копьё соперницы и её супердоспех, оказался фатальным для клинка. Не выдержав нагрузки, лезвие сломалось сразу в двух местах.
Та-дам! Меч тоже был с сюрпризом. В его рукояти сохранилась повреждённая душа. Полнейшее охреневание случилось в тот момент, когда я увидел надпись на широкой гарде: «Аталанта — между небесами и землёй».
Охотник любя, практически как собственное дитя, завернул рукоять меча в кусок одежды, оставшийся после серебровласки. Каладрис прихватил с собой осколок копья и покинул Зону Отдыха.
…
Видение изменилось… Я увидел старый железнодорожный вокзал Аркхэма. Тот самый, на который я сам приезжал на поезде не так давно.
Стоявший у входа мальчишка-газетчик, счастливо улыбаясь, размахивал над собой товаром. Заголовок на первой полосе гласил: «Успешно уничтожены последние чудовища второго Сопряжения». И чуть ниже ещё один, шрифтом поменьше: «Первый абсолют [7] появился в Соединённых Штатах».
В углу всё той же газеты с непримечательным названием «Вестник Аркхэма» красовалась дата — 5 марта 1922 года.
Всё на том же вокзале чуть повзрослевший Охотник сидел на скамейке. Он аккуратно переносил оставшееся в осколке копья Семя Духа в старый потрёпанный манускрипт. Именно эту книгу я потом видел в Запретной Библиотеке.
Видимо, уже тогда, сто лет назад, Каладрис начал свою одиночную войну по защите Корректора и Летающих Островов. Даже останки врага Охотник умудрился использовать себе на пользу.
…
Видение снова изменилось…
Старинный автомобиль, тарахтя, как трактор, катился по просёлочной дороге. Неширокой, да ещё и пролегавшей между плантаций оливковых деревьев. На одном из почтовых ящиков висела деревянная табличка «о. Сицилия, деревня Ларсо…» — остальную часть адреса прочитать не удалось.
Автомобиль проехал по глубокой луже, едва в ней не утонув. Из-под колёс брызнули комья грязи, перепачкавшие табличку до неузнаваемости.
Вскоре автомобиль выбрался из лужи и, проехав ещё пару миль, остановился у ничем не примечательного дома. Халупа в один этаж с сараем для овец. Вышедший из авто Каладрис и доктор о чём-то долго говорили с молодой горевавшей семейной парой. Их впустили в дом. Супруги, всплакнув, остались на кухне. Гости, не снимая обувь, прошли в спальню.
В комнате стояла гнетущая атмосфера. В колыбели лежал младенец, не подававший признаков жизни.
Доктор закрыл за собой дверь и встал около неё. На его лице читалась мрачная решимость. Каладрис, занавесив окна, подошёл к колыбели. Достав из сумки знакомый мне свёрток с рукоятью, Охотник извлёк из него душу и поместил в младенца.