Сообщение

Одноглазый безумец-сосед, обгоревший в танке,
невысокие пальмы Абхазии с дядюшкиного слайда.
Узкая рыба в масле, в желтой консервной банке,
называется сайра, а мороженая, в пакете, – сайда.
Топает босиком второклассник на кухню, чтобы напиться
из-под крана, тянется к раковине – квадратной, ржавой.
И ломается карандаш, не успев ступиться,
и летает Гагарин над гордой своей державой.

Он (ребенок) блаженствует, он вчера в подарок —
и не к дню рождения, а просто так, до срока, —
получил от друга пакетик почтовых марок
из загробного Гибралтара, Турции и Марокко.
В коридоре темень, однако луна, голубая роза,
смотрит в широкие окна кухни, сквозь узоры чистого
полупрозрачного инея. Это ли область прозы,
милая? Будь я обиженный, будь неистовый

богоборец, я бы – но озябший мальчик на ощупь
по холодному полу
топает в комнату, где дремлют родители и сестрица,
ватным укрывается одеялом. В восемь утра просыпаться
в школу,
вспоминать луну, собирать портфель – но ему не спится,
словно взрослому в будущем, что размышляет
о необъяснимых
и неуютных вещах, и выходит померзнуть да покурить
у подъезда,
а возвращаясь, часами глядит на выцветший, ломкий снимок,
скажем, молодоженов на фоне Лобного места.

Впрочем, взрослому хорошо – он никогда не бывает печален.
Он никогда не бывает болен. Он на Новый год уезжает
в Таллин
или в Питер. Он пьет из стопки горькую воду и говорит:
«Отчалим».
Он в кладовке на черной машинке пишущей часто стучит
ночами,
и на спящего сына смотрит, словно тот евнух,
непревзойденный оракул,
что умел бесплатно, играючи предвещать события
и поступки,
только прятал взгляд от тирана, только украдкой плакал
над лиловыми внутренностями голубки.

«Напрасно рок тебе не мил…»