Сообщество на краю

— Не обращайте на меня внимания. Я просто расстроен. Но, пожалуйста, ешьте вилкой. Ваши пальцы будут пахнуть курятиной целый день.

Пелорат удивленно посмотрел на свои руки.

— Извините! Я и не заметил. Я думал о другом.

Тревиц саркастически предположил:

— Не пытались ли вы догадаться, какого рода нечеловеки приближаются к нам на этом корабле? — Ему было стыдно, что он не так спокоен, как Пелорат. Он — ветеран Флота (хотя, конечно, не видел ни одного сражения), а Пелорат — историк. И все же Пелорат спокоен.

— Трудно вообразить, — ответил Пелорат, — как развивалась эволюция в условиях, отличающихся от условий Земли. Возможности не могут быть бесконечными, но их так много, что можно считать их и бесконечными. Однако я могу предсказать, что эти существа не являются бессмысленно жестокими и будут обращаться с нами цивилизованно. Иначе мы уже были бы мертвы.

— По крайней мере, Янов, дружище, вы еще можете рассуждать, вы еще можете оставаться спокойным. Мои нервы как будто борются против транквилизации, которой нас подвергают. Мне очень хочется встать и начать ходить. Почему этот проклятый корабль никак не доберется?

— Просто я пассивный человек, Голан. Я половину жизни провел, дублируя записи, пока ждал прибытия других записей. Я только и занят был ожиданием. Вы — деятельный человек, и бездействие для вас мучительно.

Тревиц почувствовал, что его напряжение уменьшилось. Он пробормотал:

— Я недооценивал ваш здравый смысл, Янов.

— Ну что вы, — мягко сказал Пелорат, — в конце концов, и самый наивный теоретик может чему-то научиться в жизни.

— И даже самый хитрый политик может иногда этого не суметь.

— Я этого не говорил, Голан.

— Зато я говорю… Так что я становлюсь активным, корабль уже близко, можно наблюдать, и ясно видно, что он выглядит примитивным.

— Выглядит?

— Если это изделие нечеловеческих разумов и рук, то примитивное может оказаться просто нечеловеческим, — сказал Тревиц.

— А он не похож на нечеловеческое творение? — слегка покраснев спросил Пелорат.

— Не могу сказать. Я подозреваю, что артефакты, как бы они ни менялись от культуры к культуре, все же не так пластичны, как продукты различий генетических.

— Это лишь ваше предположение. Мы знаем только различные культуры. А различия разумных видов нам неизвестны, и мы не можем судить, насколько могут различаться их творения.

— Рыбы, дельфины, головоногие и даже неземные амбифлексы — все решают проблему перемещения через вязкую среду за счет обтекаемости, поэтому их внешность не так сильно отличается, как это можно предположить по их генетическому строению. То же может быть и с артефактами.

— Щупальца головоногих и вибраторы амбифлексов, — отозвался Пелорат, — чудовищно отличаются друг от друга, а также от плавников, ластов и конечностей позвоночных. Так же могут отличаться и артефакты.

— Болтая с вами всякую чепуху, — сказал Тревиц, — я чувствую себя лучше. Думаю, мы все узнаем очень скоро. Этот корабль не сможет причалить к нашему, и что бы на нем ни было, ему придется перебираться по старомодному канату, или оно как-то предложит перебираться по канату нам, поскольку универсальный шлюз бесполезен… Если только какой-нибудь нечеловек не воспользуется нечеловеческой системой.

— Какого размера этот корабль?

— Этого мы не можем узнать, компьютер отказывается вычислить расстояние до корабля.

К «Далекой Звезде» полетел разматывающийся канат.

— Либо на борту люди, — сказал Тревиц, — либо нечеловеки пользуются тем же устройством. Вероятно, кроме каната, ничего не годится.

— Они могли бы применить трубу, — сказал Пелорат, — Или горизонтальную лестницу.

— Труба и лестница не складываются. Устанавливать контакты с их помощью слишком сложно. Нужно сочетание прочности и гибкости.

С приглушенным лязгом канат стукнулся о «Далекую Звезду», от чего корпус и воздух внутри корабля завибрировали. Затем обычным маневрированием корабль точно подогнал скорость, так что оба корабля стали двигаться вместе. Канат по отношению к кораблям стал неподвижен.

На корпусе другого корабля появилась черная точка и расширилась, как зрачок глаза.

— Расширяющаяся диафрагма вместо скользящей панели, — заметил Тревиц.

— Не по-человечески?

— Не обязательно. Но интересно.

Появилась фигура. Губы Пелората на мгновение сжались, и он разочарованно произнес:

— Какая жалость. Человек.

— Не обязательно, — спокойно сказал Тревиц. — Пока мы можем только различить, что у него пять выступов. Это могут быть голова, две руки и две ноги, но не обязательно… Постойте!

— Что?

— Оно движется быстрее и более гладко, чем я ожидал… А!

— Что такое?

— У него какой-то двигатель. Не ракетный ранец, насколько мне видно, но и руками оно не перехватывает. И все-таки это не обязательно человек.

Ожидание казалось невероятно долгим, хотя фигура вдоль каната приближалась быстро. Наконец послышался звук контакта.

— Что бы это ни было, оно входит, — сказал Тревиц. — Мне хочется, как только оно появится, схватить его. — Он сжал кулак.