— Не друг? Как же, черт возьми, он в это дело влез?
— Он был влюблен в Синтию Кеннон. Или в Диану Джеймс, как вы ее называли.
— Итак, это…
Маделина засмеялась.
— Непонятно. Но о вкусах не спорят.
— Оставьте это.
Я чувствовал себя словно с похмелья.
— Отвечайте на мой вопрос! Или отдайте газету, и я дочитаю ее. Миллионы посторонних людей знают об этом деле больше, чем я.
— Хорошо, — ответила она. — Я расскажу вам.
В этот момент по радио заревел джаз. Маделина вздрогнула и нажала кнопку.
— Один момент.
Она настроила приемник на какую-то унылую музыку, затем скинула домашние туфли, поджала под себя ноги, закурила сигарету и откинулась поудобнее назад.
— Хорошо, верно? Или вы не любите Дебюсси?
— Нет, — ответил я. — Кто убил Батлера? Вы или Финлей?
Она погрузилась в слушание музыки и ответила:
— Я.
Она была совершенно спокойна. В ее голосе не было никакого чувства: ни раскаяния, ни гнева, ничего. Батлер был мертв, она его убила, вот и все.
— Почему вы его убили? — спросил я. — Из-за денег?
— Нет, просто я его ненавидела. Синтию Кеннон я тоже ненавидела. Вы ничего не имеете против, если я буду называть ее настоящим именем?
Я все меньше и меньше понимал.
— Значит, деньги не имели значения? Но вы все же забрали их?
Она иронически усмехнулась.
— Вы только и думаете о деньгах. Вы придаете им слишком большое значение. Я не утверждаю, что они ничего не значили, они имели значение. Я убила их обоих, так как ненавидела их, а деньги были одной из причин моей ненависти. Ведь, чтобы быть точным, он украл их не из банка, а у меня.
Я уставился на нее.
— У вас?
— Вот именно. Они все рассчитали — жить на мои деньги. Неплохо, не правда ли?
Я покачал головой.
— До меня это не доходит. Я ничего не понял. Вы говорили, что Финлей был влюблен в «Диану Джеймс» и что Батлер украл у вас деньги. Кто из нас рехнулся, вы или я? В газетах было напечатано, что он украл их из банка.
Она сильно затянулась сигаретой, выдохнула дым и посмотрела на ее тлеющий кончик.
— То, что было напечатано в газетах, — совершенно правильно. Я попытаюсь вам разъяснить. Банк был основан моим дедом.
— Ах, вот оно что, — сказал я. — Теперь понимаю. Банк принадлежал вам.
— Нет, — засмеялась она. — Я сказала, что он был основан моим дедом. Однако его потомки имели больше таланта тратить деньги, чем их зарабатывать. Банк уже давно перешел в другие руки, но у отца осталась часть капитала, больше чем 120 тысяч долларов, и эту часть я после его смерти унаследовала. Теперь вы поняли? Мой муж не имел никакого состояния, не имел ничего, кроме своего обаяния. Но, поскольку мы с ним владели частью капитала, он стал вице-президентом банка. А когда он решил оставить меня и бежать с Синтией Кеннон, то он прихватил эти деньги. Легально их взять было нельзя, поэтому он стащил их.
— Если бы его не поймали и деньги не были выплачены страховой компанией, то банк просто аннулировал бы принадлежащую нам часть капитала и этим возместил бы потерю. На этом дело было бы кончено и забыто. Никто, кроме меня, не жалел бы о потере этих денег.
Она умолкла и холодно улыбнулась.
— А ему на это было, конечно, наплевать.
Я забыл о сигарете в своей руке, и она обожгла мне палец. Погасив ее в пепельнице, я вопросительно посмотрел на Маделину.
— Но когда вы узнали, что он задумал, — спросил я, — то почему вы в тот вечер просто не сообщили в полицию? У пего бы отняли деньги, а самого арестовали бы.
— Верно, — сказала она, — я могла это сделать. Но терпение мое подошло к концу, и мне захотелось с ним рассчитаться. Синтия Кеннон была не первая, до нее он был в связи с Чариссой Финлей, работавшей в банке, а до нее еще с другой. До тех пор я терпела его измены, но, когда он хладнокровно решил украсть мои деньги и удрать со своей потаскушкой, я тоже хладнокровно решила убить его. Когда человеку нечего терять, то ему нечего и бояться.
— Я все еще не понимаю, — сказал я, — роли Джека Финлея в этом деле.
— Это немного сложнее, — сказала она. — Похоже, он стал некой трагической фигурой, но на самом деле он просто дурак. Вероятно, он вообразил, что эти две женщины — обе старше его — совершат преступление, а ему достанутся деньги.
— Я все еще но понимаю, — сказал я.
Маделина засмеялась.
— Извините, я опять забыла, что говорю с человеком, для которого, кроме денег, нет мотивов.