Соперник (ЛП)

– Папочка, перестань! – Я кашляю, отплевываюсь; вода стекает с моих спутанных прядей, подбородка.

Его громогласный голос пронзает пространство:

– Хочешь умереть, Фэллон? – Он снова злобно дергает меня за голову. – Поэтому ты так поступила, да?

– Нет... – отвечаю поспешно, прежде чем папа окунает меня обратно, перекрывая доступ кислорода. Мне едва хватает времени подумать или подготовиться. Разум застилает черной пеленой; я испускаю вопль под водой.

"Отец меня не убьет", – говорю себе. Но мне больно. Внутренние поверхности запястий саднят. Кажется, раны опять кровоточат.

Он поднимает меня. Я тянусь назад, хватаю его за руку, рыдая.

– Кто ты? – гаркает папа в очередной раз.

– Твоя дочь! – Мое тело трясется от страха. – Папочка, хватит! Я твоя дочь!

Я плачу, дрожу. Перед моей ночной рубашки промок, вода течет по ногам.

Он рычит у меня над ухом:

– Ты не моя дочь. Моя дочь не сдается. На дороге не было тормозных следов, Фэллон. Ты врезалась в дерево намеренно!

Я качаю головой, сопротивляясь его хватке. Нет. Нет. Я врезалась не нарочно.

Во рту накапливается вязкая слюна. Я зажмуриваюсь, вспоминая о том, как покинула дом Мэдока, как пряталась в доме отца в окрестностях Чикаго. Я взяла одну из его машин, и… нет, я не пыталась врезаться в дерево.

Тело дрожит, боль пронизывает горло.

Я просто отпустила руль.

О, Боже.

Я жадно и как можно чаще дышу, плачу, поскуливая. Что, черт возьми, со мной случилось?

Спотыкаюсь, когда отец толкает меня спиной в стену рядом с раковиной. Не успеваю выпрямиться, как его ладонь с оглушительным шлепком ударяет меня по щеке. Я морщусь от жалящего ощущения, разлившегося по коже.

– Перестань! – гневно ору, несмотря на стоящие в глазах слезы.

Папа хватает меня за плечи, снова прижимает к стене. Я вскрикиваю.

– Заставь меня, – бросает он с вызовом.

Мои кулаки врезаются ему в грудь, и я, приложив все свои силы, отталкиваю его.

– Хватит!

Сделав шаг назад, чтобы удержать равновесие, папа опять возвращается, обхватывает руками мою голову.

– Думаешь, я не чувствовал себя опустошенным, когда мать забрала тебя? – спрашивает он с горестным взглядом. – Проклятье, я каждую стену в доме проломил кулаками, Фэллон. Но я стерпел. Потому что именно это мы и делаем. Мы терпеливо глотаем глыбы дерьма, которыми нас потчует жизнь, пока не выстроим внутри себя такую прочную стену, какую ничем не пробьешь. – Папин голос, прерываемый поверхностными вздохами, звучит тише, увереннее. – На это я рассчитывал. Я позволил ей забрать тебя, потому что знал – эта шалава сделает тебя сильнее.