Соперница с обложки

– Хорошо. – Ксюша пошла к двери, но вдруг остановилась и попросила: – Вы помягче с ним, Марианна Степановна. Ему очень тяжело сейчас.

– Я понимаю. Его жену посадят теперь в тюрьму, – кивнула Волина, снова ожесточаясь.

– Нет, не из-за этого. – Ксюша замотала головой, приводя в движение отросшую челку, которая так не нравилась Волиной прежде и которую та теперь вовсе не замечала. – Ему из-за вас тяжело.

– Вот как! С чего это? – Брови сами собой привычно полезли наверх, хотя в сердце не было прежнего надменного холода, оно сейчас все сморщилось от боли.

– Он был у нас вчера… Мне, наверное, не следует этого говорить, но он вас по-прежнему любит.

И выскочила за дверь, бессовестная девчонка! И не рассказала в подробностях, которые обычно интересуют всех женщин планеты.

А он что? А ты? Ты сказала это, а он что ответил? Точно так прямо? Надо же…

Волина точно так же теперь стала бы приставать к Ксюше, не сбеги та от нее. Может, и стоило от нее всем бежать куда подальше, но только не теперь. Теперь она без них без всех не сможет. Они все ей нужны. Все, без исключения.

– Марианна, я пришел.

Господи! Мог бы и не говорить! Она его затылком почувствовала! Его движение, его запах, его присутствие.

– Пришел, чтобы уйти? – спросила она, не поворачиваясь. – Я ведь сбежала тогда от тебя, Ярослав, не дав договорить. Договаривай! Ты пришел, чтобы уйти, и я…

– Не надо ничего говорить сейчас, хорошо?

Он уже дышал ей в затылок, положив руки на плечи. И упирался своим лбом в ее волосы. И говорил, говорил. Много говорил, сбивчиво. О любви своей к ней, об ошибках…

– Наши с тобой отношения изначально были ошибкой, Ярослав, – перебила его Марианна, повернулась к нему, поцеловала в щеку и улыбнулась. – Но это была самая прекрасная ошибка в моей жизни! Никогда прежде и никогда уже в будущем я не смогу так счастливо ошибаться.

– Простишь меня за Аллу?!

Господи, да за что же муки такие адские!!! У них же совершенно теперь одинаково горели болью и виной друг перед другом глаза. Ей хотелось обнять его. Он хотел, чтобы она его обняла. И не говорить ничего им обоим хотелось. И не вспоминать, и забыть. И с одинаковой силой любить хотелось тоже. Но…

Но ведь неправильно все это было. Неправильно и безнадежно разрушительно.

– Ярослав… – начала говорить она медленно, сразу сделавшись далекой-далекой, сразу отодвинувшись на свои двадцать почти лет разницы между ними. – Ярослав, так больше не может продолжаться. Надо быть честными друг с другом, с нашими отношениями. Они безнадежны!

– Они прекрасны! Ты непростой человек, Марианна. Что же делать! Придется терпеть! Я пытался! Честно признаюсь, пытался и бунтовать. Не хотел тебя видеть. Ненавидеть даже пытался. Но никогда не переставал любить тебя, Марианна. Это сильнее меня, я понял это. Жаль, что поздно. Но понял! Я люблю! – Он кромсал своими словами год за годом, сокращая пропасть между ними, он с трудом продвигался по их чудовищной разнице в возрасте, но он успешно разрушал ее. – С тобой непросто, да! Но насколько с тобой тяжело, настолько с тобой и прекрасно!

– Кажется, что-то подобное я сегодня уже слышала. – Она всхлипнула, утыкаясь лбом в его грудь. – Прости меня… И я тебя прощаю. И… Давай попробуем начать все сначала.

– Давай. – Его ладони обхватили ее лицо, поднимая его. – Только дай мне слово.

– Какое? – По привычке ведь спросила, на самом-то деле в чем угодно теперь поклясться была готова и что угодно пообещать.

– Никакого исполнения воли Марианны Волиной! Идет?

– Нет ничего проще, – улыбнулась она и, уловив в нем недоверие, повторила: – Нет ничего проще, милый! Ведь я теперь другая… И эта другая хочет жить по-другому. Как думаешь, получится?..