Соперницы

– Сэр, я нынче утром получил от различных персон сообщения о том, что в наших морях появляются вооруженные суда под багряным флагом и без всякой причины нападают на корабли нашей страны, равно как и на французские, а также на суда Парри, Росса и мои собственные. Ко всему прочему, я узнал, что корабли, находящиеся на службе концерна «Шельм, С’Дохни и К°», ходят под багряным флагом и что они-то и вершат разбой в наших водах. Как вам, по всей вероятности, известно, в глазах большинства репутация ваша не безупречна, а потому вам надлежит по возможности очистить ее от этого нового пятна. Сержант Бутон, – тут вошел худощавый, бойкий с виду молодой человек, похожий на стряпчего, – я вас попрошу выписать предписание Александру Шельму явиться завтра в суд Адмиралтейства, с тем чтобы опровергнуть некие нежелательные отзывы о его особе.

В один миг предписание было готово и подано Шельму на подпись. Тот сказал, берясь за перо:

– Ваша светлость, я отлично знаю, что у меня много врагов. Они-то и распространяют клевету, позорящую меня и мою торговую компанию. Тем не менее завтра я не премину появиться в суде, дабы оправдаться в глазах света и к собственному своему удовлетворению.

На это его светлость ответил:

– Прекрасно, сэр.

Затем поклонился мне, приподнял шляпу, прощаясь с хозяином дома, и удалился. Я также поспешил уйти, поскольку мне предстояло еще нанести несколько визитов и вообще было много дел.

Глава 2

Вечером у себя в кабинете я проглядывал отчеты нашего клерка, размышляя о неожиданных известиях касательно Шельма и его предприятия – известиях странных и неприятных. Мне совсем не нравилось упоминание о четырех наших кораблях в числе судов, им захваченных. Вдруг в мою квартиру вломились шестеро дюжих молодцов, одетых в черные плащи, при шпагах и в масках. В полном безмолвии они схватили меня и связали, а затем, взвалив на плечи, поволокли прочь. По тесным, темным улочкам и закоулкам бежали они и в конце концов остановились перед черным входом в большой дом. Похитители трижды свистнули особым образом. Дверь отворилась. Меня, полузадушенного и не способного вымолвить ни слова, протащили по лестнице и внесли в просторную освещенную комнату, в которой я с изумлением узнал все тот же кабинет Александра Шельма, откуда ушел не далее как нынче утром. Шельм в шляпе и перчатках торопливо расхаживал по комнате, держа под мышкой шпагу. Вокруг толпились человек девять или десять высоких зловещих незнакомцев, тоже вооруженных и одетых для путешествия. Сбоку, поближе к буфету, сидел старый карлик, мистер С’Дохни, попивая свои любимые горячительные напитки.

В моем мозгу огненной вспышкой промелькнула причина моего внезапного похищения.

В ужасе я воскликнул:

– О, Шельм, вели меня отпустить! Клянусь, я никому не расскажу о том, что слышал утром!

Шельм ответил, прихлебывая бренди:

– Расскажете, не расскажете – мне все едино. Вы, сэр, в моих руках. За мной, господа! Наше время на исходе.

Все приготовились идти, прихватив меня с собою, но тут мистер С’Дохни заухал, словно филин:

– Стойте, собаки, я еще не допил вино! Болваны! Что засуетились?

Все почтительно ждали, пока он расправлялся с содержимым глиняной бутылки. Затем двинулись вниз по лестнице, принуждая меня следовать вместе со всеми. Мистер С’Дохни шел последним, пошатываясь и бормоча себе под нос всевозможные ругательства. Бегом промчавшись по переулку, мы оказались в гавани. У причала стоял с поднятыми парусами корабль подозрительного вида, зияя открытыми орудийными портами. Все мы, с Шельмом и С’Дохни во главе, поднялись на борт. Команда встретила нас в глубочайшем молчании. По знаку Шельма отдали швартовы, подняли якорь, и корабль отвалил от берега, держа курс в открытое море. Все свершилось в одну минуту, едва ли не прежде, чем я успел сообразить, где нахожусь.

Поняв, что корабль уже начал плавание, я бросился на свернутые канаты и предался горю, со стонами и слезами. Я никак не мог поверить, что всего за несколько минут оказался исторгнут из своего уютного дома и что жестокие, беспощадные люди, протащив через полгорода, швырнули меня на палубу неведомого судна, – скорее всего, пиратского, – и теперь, быть может, убьют или продадут в рабство в чужие страны. Вскоре я спросил себя, в чем причина подобного обращения со мною. Вот к какому выводу привели меня раздумья.