Соперницы

Бриллиант
Обозначает страсть, что будет жить,
Покуда сердце верное живет.
Теперь идем, смотри, густеет тень,
Чуть различима в сумерках тропа,
И глянь! Твой голубок летит сквозь мрак,
Скиталец возвратился к госпоже.
Диана нам укажет путь домой,
Ее лампада в небесах зажглась,
И луч пронзает заросли кустов.

Уходят.

Занавес

Свадьба

Глава 1

Осенью 1831 года, прискучив меланхолическим одиночеством средь широких улиц и шумных торжищ нашего великого Вавилона, устав от нескончаемого рокота волн, от лязганья тысяч самодвижущихся машин и разноплеменного говора – иными словами, пресытившись Витрополем с его роскошью, я решил на время отправиться в деревню. На следующий же день я встал с рассветом, собрал необходимое платье, аккуратно уложил его в легкий заплечный мешок, убрался у себя дома, плотно поел и, заперев дверь и оставив ключи хозяйке, с веселым сердцем легкой походкой выступил в путь.

Три часа я шел без остановки и наконец оказался на берегу полноводной реки; она вилась средь широкой долины в обрамлении холмов, чье пышное луговое одеяние нарушали только редкие купы дерев и – кое-где в зеленых седловинах – стада белорунных овец. К тому времени, как я достиг этого дивного уголка, уже свечерело. Стоял безветренный летний день. Слышно было лишь пение пастухов, которое звучало то тише, то громче, подобно далекому прибою.

Я не знал и не хотел знать, что это за место. Мои зрение и слух были полностью поглощены дивной сценой, и я, беспечно удалившись от путеводной реки, вступил в лес, куда меня манило сладкозвучное пение сотен пернатых менестрелей. Вскоре узкая вьющаяся тропка стала шире и превратилась в тенистую зеленую аллею.

Наконец я вышел на поляну, посреди которой стояло изумительной красоты белоснежное мраморное здание. На широких ступенях сидели две фигуры, при виде которых я поспешил спрятаться за низкую раскидистую смоковницу, откуда мог наблюдать за ними, сам оставаясь незамеченным. Один из двоих был статный юноша, облаченный в пурпурный камзол и плащ; облегающие панталоны белого шелка подчеркивали его великолепное телосложение, в движениях сквозила необычайная грация. На богато изукрашенном поясе, плотно охватившем его стан, висела турецкая сабля; золотая рукоять и ножны лучшей дамасской стали сверкали бесценными самоцветами. Стальной шлем, увенчанный снежно-белым плюмажем, лежал рядом, так что голова оставалась непокрытой; пышные темно-каштановые кудри обрамляли лицо, отмеченное благородной красотой черт и в еще большей мере – пламенем гения и ума, заметным по удивительному блеску больших, темных, лучистых глаз.

Рядом с ним сидела очень юная и хрупкая девушка со светлой, почти до прозрачности, кожей. Щеки ее красил нежный румянец, черты являли собой безупречное совершенство миловидности, а чистый свет карих глаз и мягкие волны золотистых кудрей еще добавляли прелести лицу, и без того казавшемуся слишком прекрасным для мира смертных. Платье было из белой ткани лучшей индийской работы. Все украшения составляли длинная – ниже пояса – двойная нить чередующихся изумрудных и золотых бусин на шее и тонкое золотое колечко на безымянном пальце, которое вместе с маленькой жемчужной диадемой в волосах (такие носят все знатные витропольские матроны) свидетельствовало, что молодая дама уже вступила на путь супружеской жизни. Когда я увидел несравненную пару, новобрачная как раз обратилась к своему господину с такими словами:

– О нет, милорд, песню выбирайте вы. Итак, что вам угодно послушать? Луна уже взошла, и если вы не поторопитесь с ответом, я вовсе не стану петь.

На это он сказал:

– Что ж, если иначе я рискую и вовсе не услышать вашего дивного пения, то вот мой выбор: спойте тот романс, который украдкой напевали, когда я собирался в Шотландию.

Дама зарделась и, взяв маленькую лиру из слоновой кости, с улыбкой пропела следующие куплеты:

Сокрыла туча небосклон,
Что нам сиял вначале,
Где птичьих песен лился звон,
Звучит напев печали;
Осенних ветров буйный хор
Гудит среди стволов,
И в каждом звуке мне с тех пор
Загробный слышен зов.

Когда музыка умолкла, я выступил из укрытия, и тут же был замечен благородным юношей (в котором каждый читатель, разумеется, узнает маркиза Доуро). Он учтиво меня поприветствовал и, поскольку уже смеркалось, пригласил в свой загородный дворец. Я охотно согласился, и вскоре мы были на месте.

Глава 2