Соперницы

— Не повезло. Это бывает, — Голубчик, не переставая улыбаться, сгреб к себе котел.

— Стойте! Одну минуту! Не уходите! — Евгений вскочил из-за стола и рванулся куда-то.

— Бедняга! — сказал кто-то.

— Отдали б ему игру, Анатолий Маркович, — робко предложили откуда-то из задних рядов.

Голубчик быстро обернулся на голос и иронически вскинул бровь, как бы констатируя всю абсурдность этого предложения. В зал снова ворвался Евгений, хрипло переводя дыхание, почти свалился на стул и выложил на стол тяжелый перстень в старинной окантовке. В свете ламп кровавой каплей блеснул гранат.

— Вот! Я слышал, это кольцо приносит удачу!

Голубчик дернул углом рта, тяжело посмотрел на Меркулова и, вернув губам пришпиленную к ним улыбку, принялся тасовать колоду.

Евгений быстро взглянул в карты — лицо его на мгновение озарилось сумасшедшей надеждой — и, перевернув их рубашками вверх, положил перед собой на стол. Голубчик смотрел на него даже с какой-то жалостью.

Горло мое сдавило судорогой, ногти впились в ладони. Да что же это, не понимает он, что ли, что Голубчику достаточно шевельнуть пальцами — и на руках у него флэш-рояль? На что еще он надеется? Как смеет бросать на стол это кольцо, кольцо Стефании? Где он взял его? Выпросил? Или выкрал, пока она спала? Жалкая тряпка, бесчестный, слабовольный неудачник! И как она может не видеть, что представляет собой ее долгожданный суженый?

Анатолий рассмотрел свои карты, медленно усмехнулся, и вдруг острые зрачки дрогнули. Я проследила за его взглядом. У стола, очень бледная и прямая, стояла Стефания. В запахнутом плаще, наброшенном, должно быть, прямо на ночную рубашку, с рассыпавшимися по плечам волосами. Она не шевелилась, не говорила ничего, лишь смотрела на расположившихся за столом мужчин, и в глазах ее плескалась неподдельная, почти физически ощутимая мука. Анатолий несколько мгновений глядел на нее, потом как-то вдруг посмурнел, дернул плечами и быстро сцепил и развел пальцы.

— Вскрываемся? — осипшим голосом прохрипел Меркулов.

Он поспешно выложил на стол трех дам и двух королей и завороженно, не замечая Стефании, уставился на карты Анатолия. Тот, как-то странно хмыкнув, задел рукавом пиджака о стол и открыл пять мелких карт одной масти.

— Поздравляю, — равнодушно бросил он, поднимаясь из-за стола. — Счастье действительно улыбается именно вам.

Евгений коротко кивнул, тупо глядя на разбросанные по столу купюры. Говорить он не мог. Стефания осторожно тронула его за плечо и сказала просто:

— Пойдем спать.

Догадалась ли она о маневре Голубчика? Конечно, догадалась, ей ли не знать, на что способны в игре его большие сильные руки. И я невольно содрогнулась, воображая, что должна чувствовать сейчас эта женщина, осознавая, что она в который раз уничтожила его надежды, а он в который раз великодушно ее простил.

23

…

Я вдыхаю тяжелый пыльный запах нагретых прожекторами штор. Чувствую жар софитов на лице и упругую пульсацию заполненного зрительного зала. Все замерло, застыло в ожидании. Кажется, будто невидимые электрические разряды то и дело взрываются в сгущенной до предела атмосфере.

Начинает звучать музыка, она заполняет меня, лишает собственного «я». Ни тела, ни души, лишь одно стремление слиться воедино с этой мелодией, стать частью царящей над миром гармонии.

Я больше не вижу потеков грима на лице моего партнера. Это не краснолицый, страдающий лишним весом артист Большого Тарасов, а Каварадосси, мой возлюбленный, молодой итальянский художник, пылкий и страстный. И отвечаю ему уже не я, а ревнивая и порывистая Флория Тоска.

Какое счастье, какой немыслимый дар — иметь возможность прожить тысячи жизней, перекроить под себя множество судеб. Сегодня я Тоска, завтра — египтянка Аида, послезавтра — взбалмошная и страстная Карменсита.