Соперницы

«Гейши и актеры — это цветы среди людей. Если за порогом дома с ними что-то приключится и они предстанут перед людскими взорами в небезупречном виде, то позор ляжет и на их потомков. Отворяя входную дверь, чтобы выйти на улицу, вспомните, по крайней мере, надели ли вы чистое белье. И никакой роскоши в одежде, никаких глупых безделушек!» — такими речами Годзан наставлял своих гейш. Зато его жена Дзюкити была женщиной мягкой, снисходительной, добросердечной, поэтому ей удавалось сглаживать чудачества хозяина и мастерски поддерживать согласие среди своих домашних, прежде всего среди гейш.

В то время, как каждый в доме был занят делом, один только Такидзиро никаких дел не имел. Зевая, он проводил дни за чтением разбросанных по комнате журналов и газет. Годзан считал, что если быть с сыном построже, то он переменится, а пока он еще не готов предстать перед армейской призывной комиссией, следует подумать о том, к чему его в дальнейшем приспособить.

«С тем, что он не закончил школу, теперь уже ничего поделать нельзя, так не отдать ли его в ученики в какой-нибудь приличный торговый дом…» — с такими мыслями родители занялись поисками необходимых связей и знакомств. Однако стоило лишь людям узнать, что речь идет об отпрыске дома гейш, которого выгнали из школы, как все они немедленно давали отказ. Мать, Дзюкити, рассуждала так: раз уж, по пословице, «у лягушек и дети лягушата», то хотя годы у него уже не малые, не обучить ли его какому-нибудь искусству да не сделать ли артистом? Только вот легко сказать «артистом» — а каким именно?

Не просто было сразу решить, куда определить Такидзиро. Его старший брат уже стал довольно известным актером, и роль подручного и ассистента при брате только обозлила бы Такидзиро. Еще хуже для него было бы стать учеником собственного отца, ведь тогда он подвергся бы самым суровым придиркам дотошного родителя. Играть на сямисэне?.. Когда такой великовозрастный детина не знает даже азов… Оставалось учиться на актера для спектаклей в новом духе или на комика в театре «Дом Сога», да только он этого не хотел… Самого Такидзиро каждодневное чтение случайных газет и журналов натолкнуло на мысль, что было бы интересно податься в писатели, сочинять романы… Но поскольку он не имел ни малейшего представления о том, как выйти на эту дорогу, мечта растаяла как дым. И вот, когда будущее Такидзиро озаботило наконец и его самого, кто-то замолвил за него словечко в одной маклерской конторе. Туда его и определили — хотя бы на время, чтобы одумался.

Он прослужил там без происшествий всего лишь полгода, а после в квартале Какигара, который находится по соседству, пустился в загул с проститутками и растратил часть денег из конторской казны — его немедленно уличили и прогнали.

Снова он был водворен домой в Симбаси. Как ни, крепился впавший в отчаяние Такидзиро, но уже через три дня ему опротивела жизнь под строгим родительским кровом. Как-то вечером, воспользовавшись тем, что дома никого не было, он прихватил одежду и украшения матери и домашних гейш да и сбежал.

15 В ЧАЙНОМ ДОМЕ «ГИСЮН»

Ямаи, которому все еще не надоело бесконечное повествование об отпрыске хозяев «Китайского мисканта», так и не успел его завершить, потому что трамвай выехал на улицу Гиндза. Сэгава стремительно поднялся, чтобы выйти, и Ямаи тоже последовал за ним. В ожидании другого трамвая, на который ему надо было пересесть, Сэгава встал перед витриной часовщика Хаттори. Ямаи мгновенно оказался рядом.

— Вы где живете? — спросил Сэгава.

— В Сиба Сироганэ.

— Значит, здесь у вас пересадка…

— Нет, я обычно пересаживаюсь в Сиба, у моста Канасуги. — С этими словами Ямаи еще на один шаг приблизился к Сэгаве. — Который нынче час? Домой, кажется, еще рановато…

— Еще нет десяти. — Сэгава взглянул на золотые часы у себя на запястье и сверился с ходом часов, выставленных в витрине магазина Хаттори.

— Процветает ли нынче увеселительный квартал Симбаси? Я-то в последнее время себя не балую… — Ямаи продолжал стоять, как будто и не собирался никуда ехать, хотя прошло уже два трамвая подряд.

Только теперь Сэгава догадался, что было на уме у Ямаи. Тот наверняка хотел, чтобы его сводили куда-нибудь поразвлечься. Хотя Сэгаве это было только в тягость, он почему-то пожалел Ямаи и не захотел оставить его одного, сделав вид, что не понял намека. Как говорится, «за доброту всегда воздастся», и если угостить его сегодня, то возможно, это пригодится в будущем… Придя к такому решению, Сэгава без всякой связи с предшествовавшим разговором заявил:

— Все-таки, если дорога длинная, трамвай утомляет. Не передохнуть ли нам где-нибудь? — С этими словами он шагнул через трамвайные рельсы и направился на противоположную сторону улицы.

Ямаи последовал за ним, он был на вершине блаженства, и вид его говорил: эту пташку упустить нельзя! Он был сама любезность, когда, завидя встречный автомобиль, всякий раз спешил предостеречь Сэгаву: «Будьте внимательны! Берегитесь!»

Торопливо проходя мимо ресторана «Lion», Сэгава обернулся: