– Нет, что ты, – раздался узнаваемый голос в ответ, – просто я увидел красивый веер, подумал о тебе и решил, что подарков тебе давно не дарил.
– Сознайся, что это ты купил своей царевне, – чуть насмешливо, но от этого не менее зло прозвучал голос.
– Нет, ты у меня единственная, а эта холодная лягушка не достойна моего внимания. А почему царевна? На вид простушка, простушкой.
Оказывается шепотом можно выразить презрение.
– Да, ведет она себя, как царевна. Не меньше. Не знаю, не нравится она мне.
Я так и представила себе, как Марта презрительно пожимает плечами.
– Ты когда скажешь о нас своей тетушке? Ты же обещал!
– Да не переживай, скажу. Вот выдастся удобное время, тетушка будет в хорошем настроении я и скажу.
– А то, я уже подумала, что надо самой сказать. Время то идет. Месяца два, или три и будет видно, что ты наследника ждешь. Смотри, я терпеть не буду. Даю тебе срок эта неделя. А дальше я сама все скажу. Уж твоя тетушка заставит тебя выполнить свой долг. Все, ладно, мне бежать надо. А то еще хватится меня хозяйка.
Раздался шорох в кустах и отчетливо слышались удаляющиеся шаги.
Надо ждать и когда он уйдет.
– Ох, как ты права Марта. Не знаешь о чем говоришь, но права. Не меньше, чем царевна.
Раздалось сквозь кусты и шум уходящего человека.
Еще минуты две я сидела под кустом. «Что же мне с этой информацией делать? Как же мне быть? Рассказать все хозяйке?» – крутились панические мысли в голове.
Вернулась я в комнату стараясь не попасться ни кому на глаза. Привычно закрыла дверь и увидела мельтешение за окном. Побежала открывать окно. Карл недовольно посмотрел на меня своим единственным глазом.
– Не обижайся, – тихо прошептала я ему, – извини, я сама только что пришла.
Он потоптался на подоконнике и спикировал на кровать. Я закрыв окно подошла к нему. В его клюве, что то блеснуло. Чуть наклонившись он бережно уложил на покрывало нечто блестящее. Я села рядом и взяла в руки. Серебристого металла колечко, на нем висит похожий на большую монетку диск с изображением автомобиля. И автомобиль прям точь-в-точь, как у хозяйки.
– Ты где это взял? – удивленно спросила я глядя на ворона.
Что произошло в следующую секунду я не могу объяснить. Я вдруг увидела деревья, дорожки, ворота. «Ой, это же наш дом», – вдруг поняла я. Дорога от дома, небольшой лесок. В леске, на открытой полянке горел большой костер, вокруг стояли кибитки. И цветными пятнами плясали люди. Верхушки деревьев, мелькавшие снизу завораживали. От резкого снижения у меня захватило дух. Было страшно, но закрыть глаза, а вернее глаз у меня не получалось. Стук сердца в ушах. Шум веток. И вот я сижу перед большой зияющей чернотой. «Дупло!», – внезапно озарило меня. Огляделся. И быстро юркнул внутрь. Под подстилкой из сухой травы, листьев и шерстинками животных лежал целый клад. Тут был старый, черный от времени ключ, его большой черной лапой отодвинул. И блестящая длинная цепочка, осколок зеркала, два ярких фантика, коробок от спичек (почти такой же, как мне выдала хозяйка). Моя лента, а я решила, что я ее потеряла. И еще много интересных мелочей. Брелок был погребен под всей этой кучей. Его с минуту разглядывал и подхватил клювом.
Дальше темнота в глазах. И только стук сердца в висках. Или это не сердце. Разлепила веки и поняла, что это кто то стучит в дверь.
– Софьюшка, детка, это я, – раздался приглушенный голос хозяйки.
Я с трудом встала и открыла дверь.
– Что с тобой? – веселый, было голос, сменился на встревоженный, – на тебе лица нет. Что то случилось?
Я мотнула головой и закрыв за Анной Леопольдовной села обратно на кровать. И тихим, бесцветным голосом выложила все: начиная с подслушанного разговора и заканчивая появлением брелока.
Хозяйка с любопытством смотрела на меня. Когда я закончила свой рассказ, меня вдруг посетила мысль, что она мне не поверит. Не поверит моему бредовому рассказу. Решит, что я с ума сошла. Наговариваю на ее любимого племянника, а историю о том, как в теле ворона летала, вообще воспримет бредом.
Я смотрела на то, как она покачивает головой и мысленно собирала вещи. Меня сейчас выгонят. Прямо в ночь. Не жить мне здесь больше.
Карл сидел рядом и, как обычно, наклонив голову слушал меня.
– Вот ведь, хороняка, – неожиданно по-русски выругалась Анна Леопольдовна.
Я испугалась, что это в мой адрес. Сижу тут, наушничаю. Но она взмахнула рукой, как бы пресекая мои мысли:
– Софьюшка, это не про тебя, это про моего племянничка, – продолжая на русском сердясь, – как был волондаем, да лапидосом, так им и остался. Никакие заграничные школы его не исправят. Женить его что ли?
Такие ругательства мог себе позволить наш конюх старый и то после принятия на грудь светленькой. Нам, всегда, маман велела уши затыкать. И тут я подумала про женитьбу. Ведь если она беременна, то положено ему жениться. И тут я испугалась. У меня перед внутренним взором вдруг предстала картина: Марта с малышом на руках, в слезах, в старом платье и франт Мишель отмахивающийся от нее. И, почему-то, с картами в руках.