Соправитель (СИ)

Матвей проникся идеей назначить конвойными тех полицмейстеров, темные делишки которых были доказаны. Мол, искупите свою вину работой. И те с превеликим удовольствием и усердием стали «искупать».

В ходе скоротечного бунта из двух сотен конвоиров были забиты до смерти три десятка, еще чуть больше четырех десятков были в разных степенях покалечены и остались на «поле брани». Были и те, кому удалось сбежать, но немного. И не потому, что им не дали возможности, а потому, что бывшим полицмейстерам и иным лицам, промышлявшим вместе с разбойниками на Москве, было строго предписано не покидать место несения службы, способствовать порядку, ну и так далее близко к тексту. Ждала ослушавшихся приказа та же каторга. Так что пять десятков таких вот конвоиров выразили желание покуражиться с разбойниками, ибо явно, что не выполнили свою работу, так чего уже терять, ведь все равно в империи нету смертной казни, государыня всех милует.

Матвей поражался, сколько денег было потрачено на то, чтобы вот эти самые тати прогулялись к Петербургу. Уже в десяти верстах от Торжка, как бы случайно, разбойникам попался огромный поезд с провиантом, хмельным и серебром. Похожие случайности подстерегали воодушевленную толпу на пути к Петербургу еще не единожды. Много стоило труда главарям ватаг, да и приданным к ним соглядатаям, привести хоть в какую-то форму повиновения своих людей. Были и казни, по пути следования толпы то тут, то там виднелись человеческие тела с перерезанным горлом или забитые до смерти люди.

Всем бывшим каторжанам обещалось, что рядом с Петербургом стоят корабли, уже груженные всем необходимым, чтобы отправить их… Вот тут мнения разделялись от «на Камчатку повезут» али в «Америку» до с «туркой воевать отправят». Нашлись умники, которые пустили слух, дескать, в Англии каторжан привлекают к военной службе на флоте, вот и наша государыня так же захотела, как и в Еуропах. Ну а дальше шли фантазии на предмет пиратства, пухленьких и податливых рабынь, турчанок, что уж больно горячи, пусть никто и не видел тех турчанок.

Мало кто знал, кроме двух дюжин посвященных, к числу которых относился и Кислов, что на протяжении всего пути впереди и по бокам, да и сзади, вереницу повозок с арестантами опекают казаки. Станичники не только отлавливали бегунов и незатейливо их «успокаивали», но и занимались разведкой. Было важно как можно дольше сохранить в неведении властей то, что произошло и что почти две с половиной тысячи разбойников, часть из которых уже была вооружена, движутся к столице.

Никаких кораблей, само собой, не было. Это затравка для того, чтобы контролировать стихию. Разбойники, уже отчаявшись хоть когда вернуться к нормальной жизни, смирялись с мыслями о пожизненной каторге. Осужденных везли на вновь отстраивающийся порт в Рогервике, а тут шанс на новую жизнь. Дарованная надежда на лучшую, нежели каторга, судьбу, позволяла избегать и всякого рода негатива по отношению к обывателям. Да, крупные села, как и городки, обходили стороной, даже по лесным дорогам, но и те маленькие деревеньки, что обойти было никак, страдали не так чтобы слишком. А прилюдная казнь троих татей, что снасиловали девку в одной из деревушек, еще больше охладила пыл любвеобильных каторжан.

— Казаки передают, что к нам движется не меньше двух полков солдат и пять сотен конных, — шепнул Матвею старший в их команде.

Это означало то, что по сигналу — вывешенной красной тряпке на фургоне старшего, имени которого Кислов не знал, — нужно ликвидировать тех, кто хоть что-то мог знать о сути операции. В зоне ответственности Кислова был Медведь, которого Матвей не перестал бояться.

Тряпка была вывешена, и агент Кислов пошел в сторону одного из главных разбойников Москвы. За спиной Матвей держал кинжал. Тряслись коленки, походка была рваной, неуверенной. Даже не искушенным опытом взглядом было видно, что с человеком что-то не то. А Медведь не только был опытным, он еще опасность и чуял.

— Хех! — выдохнул Медведь, с разворота перерезая горло тому, кто звался «Иван Иванович».

Расширив от удивления глаза, Матвей кулем свалился на траву.

— Щенок ты пса кусать! — прорычал Медведь и поспешил в сторону от колонн арестантов.

Взвалив на плечо узел из плотной ткани, полный серебром и содержащий немного еды и воды, разбойник стал удаляться от массы взбунтовавшихся каторжан.

Кустами, пригибаясь в высокой траве, Медведь, казалось, уже был далеко, не менее, чем в версте от своих оставленных подельников, как разбойника настигли сразу три арбалетных болта.

— Авдотья, Марыся, — упоминание своей дочери и ее матери было последними словами некогда грозного московского и волжского разбойника.

*………*………*

Шлиссельбургская крепость

11 июня 1751 года.