Всё оказалось значительно проще и, одновременно сложнее. Эта мадам была еще той штучкой со сложной натурой. Когда Князю надоело общение с образованной и чрезмерно умной дамой с замашками синего чулка, она отправилась в свободное плавание и полностью отдалась научным исследованиям, но при этом категорически отказалась дать своему законному мужу развод. А учитывая, что все браки освящались церковью, то разорвать эти оковы даже при взаимном согласии сторон было не так просто.
Помнится, даже светилу отечественной науки, Дмитрию свет Ивановичу Менделееву сие «удовольствие» стоило досрочного появления немало седых волос и один Бог знает каких усилий и затрат. Единственное, что мне было известно, так то, что только на заключительном этапе это обошлось в круглую сумму в десять тысяч рублей, что пошли на подкуп нет, не президента, а батюшки. Получив на руки толстую пачку ассигнаций священник Адмиралтейской церкви Куткевич согласился, задолго до окончания шестилетнего срока покаяния, обвенчать великого ученого и по совместительству нештатного сотрудника разведки Генерального штаба Российской империи с любимой девушкой, которая уже была в положении, категорически требующем легализации их отношений. Правда, сие действие стоило отзывчивому служителю церкви лишения сана, но полученная сумма с лихвой компенсировала ему все моральные и материальные потери.
Но вернемся к нашим баранам, простите, профессорской элите. Оказывается, что он, погоревав чуток по неверной и ветреной супруге нашел утешение и взаимную любовь с очаровательной блондинкой Катенькой Достоевской. Услышав эту фамилию, я как каждый нормальный человек, закончивший школу в СССР, который находился в своём зените, мгновенно припомнил старушку-ростовщицу, помешанного студента, топор и, разумеется, знаменитую фразу Порфирия Петровича: «да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с…». Для полноты счастья, Екатерина Михайловной оказалась племянницей великого писателя и, одновременно жертвой беспощадной травли со стороны по-фарисейски «порядочных» особ, к которым примкнул и её дядюшка. «Падшая женщина» это был, пожалуй, самый безобидный эпитет, коим просвещённая интеллигенция, составляющих, по их собственному устойчивому убеждению, «соль земли Русской» награждала несчастную. А мадам Мария Михайловна Манассеина испытывала искреннее удовольствие лишая своего брошенного ей же официального мужа возможности узаконить отношения с любимой и заткнуть рты хулителям и обличителям.
Кстати, именно на этом месте повествования, я вновь был не просто изрядно удивлён, но просто шокирован. Оказывается, девичья фамилия этой, несомненно, талантливой ученой, но при этом не менее эгоистичной особы: Коркунова и она родная сестра Николая Михайловича Коркунова, который в данный момент усиленно трудится над разработкой юридически аргументированного проекта введения в России института соправления царствующего Императора и Цесаревича. А дальше всплыли факты об её активных контактах с революционными кружками и я вспомнил, что в ТОЙ реальности, она, разведясь с законным супругом, оказалась в браке с неким борцом с тиранией Иваном Васильевичем Понятовским. Впрочем, горячая любовь, мгновенно сменилась безразличием, лишь только стоило муженьку отправится в ссылку. Будучи образованной и рассудительной дамой, Мария Михайловна решила не уподобляться жёнам декабристов и остаться дома. Как супруга ссыльнокаторжного она имела право получить развод, что она не преминула сделать и освободившись от семейных уз со всей страстью отдалась служению науке и мгновенно трансформировалась в искреннюю сторонницу монархии. Но вот, был ли её разрыв революционным движением искренним поступком или лишь искусным манёвром во имя самосохранения, это еще предстояло разобраться, если, конечно же, госпожа Манассеина не одумается и пойдёт своей кривой дороженькой.
Загвоздка была в ином. Так уж сложилось, что в Российской Империи вопросы разрыва брака рассматривались, как правило духовными судами. Светская судебная ветвь власти могла вмешаться в двух случаях: совершения преступления против государства или исчезновения одного из супругов в «неизвестном направлении», но даже и тогда, исковое заявление попадало в Духовную консисторию. А в случае, отказа одной из сторон, проще было пойти на убийство и отбыв причитающийся по закону срок, выйти на свободу с чистой совестью и паспортом. Помнится, в прошлой жизни, ещё в СССР ходили всевозможные анекдоты о том, почему процент разводов в офицерских семьях самый низкий, по сравнению с другими профессиями. А ответ состоял в том, что на страже целостности «первичной ячейки советского общества» стоял политотдел и негодник, пытающийся её разрушить рисковал не только переездом в места с пониженной комфортностью проживания, но и лишением партбилета, а далее перспективой вылета в народное хозяйство. Но на фоне святых отцов из Духовной консистории, замполиты и начпо всех уровней выглядели как милые, добрейшие дедушки.