Они легко настигали жертву, едва успевшую оторвать зад от ковра, — молоденького крашеного блондина в черных галифе (ну вылитого выходца из «гитлерюгенд»!), или полупьяную ярко-розовую девицу, или не первой молодости даму в боевом шиньоне, раздетую еще вызывающей, чем юные шлюшки, или ее представительного, респектабельного вида спутника, чей жизненный опыт спрятан в брюшке, нависшем над брючным ремнем… Легко настигая любого, кто первым попадался под ноги, под когти, под клыки, вурдовампы втроем-вчетвером набрасывались на беднягу… нет, на того, кого даже беднягой нельзя было назвать. Поздно называть: за считанные секунды жертва переставала существовать. Его или ее просто не было. Лишь немыслимо плоские, будто раздавленные чудовищным катком или прессом, останки людей. Лишь тошнотворный дух свежей крови поднимался к потолку с того места, где кровососы кончили очередную жертву.
В первый момент Ериценко растерялся. А все потому, что сноровки должной еще не было. Стоит, головой по сторонам без толку крутит, глазами, налившимися кровью, лупает, а не знает, кому первому в шею впиться. Глядь — перед ним «Маруани» вырос, нос к носу с ним Серега столкнулся. Лицо у «Маруани» под шапкой черных волос белое-белое, словно ненастоящее, наподобие Людкиной косметической маски, которую жена втирала себе перед сном. Короче, неживое у парня лицо. Только и осталось в нем живого — вороного отлива каре да медно-зеленые, цвета пистолетных гильз, глаза с черными зрачками-капсюлями. Кажется, двинь по ним кулаком со всего размаху — глаза и дадут залп по дурной голове самого «Маруани»! Вон как они округлились от страха — не промахнешься!
— A-а, это ты, сволочь, ударил меня клюшкой в глаз?! — рыкнул Гриценко.
— А… у-у… м-м… — замычал «Маруани», дернулся было в сторону, но Серега поймал его за руку, а дальше… А далыне-то и не знает, что делать. Пошире рот разинул, будто собрался целиком откусить голову обидчику, клыки навострил, с них слюна капает ядовитая… Вдруг в нос ударил зловонный запах. Гриценко невольно отпрянул.
— Ты шо это… обосрался, что ли?
Пятясь, Гриценко столкнулся с бритоголовым грузным парнем с одутловатым лицом и мощной, накачанной шеей. Никогда так близко Серега не стоял с Лысым-толстым. Тот не растерялся, успел двинуть кулаком Гриценко в левый глаз.
— Ты хоть понял, гад, кого ударил?! Вампира!! — взвыл Серега.
— Да мне насрать, кто ты! — огрызнулся Лысый-толстый. Морда у него раскраснелась, точно он пару раз поднял стопятидесятикилограммовую штангу.
— Нет, вот этого делать не надо! — ощерившись, Гриценко, спеша, впился в сочную шею здоровяка. Обливаясь кровью, разбрасывая вокруг куски кожи и мяса, Серега бубнил с набитым ртом: — Сопротивление бесполезно! Бесполезно!!
Когда все закончилось и громадная комната при полной, беспомощной тишине оказалась во власти кровавого половодья, а на обескровленных телах недавних ее обитателей уселась передохнуть часть вурдовампов, другая их часть, переведя дух на ногах, обступила Гриценко, тупо уставившегося на труп Лысого-толстого.
— Ну, ты как с цепи сорвался! — Коровин одобрительно похлопал Серегу по плечу.
— А шо он дерется?
— Да правильно! Так его! Молодец, Гриц!
Гриценко важно приосанился, приняв за чистую монету похвалу нелюдей.
— Со всеми разделались? — ковыряясь когтем в клыках, Гриценко огляделся. В трех метрах от него на ковре, бездумно залитом кровью, распростерлось тело Бейсболки. Неизменной шапочки на нем не было, непокорные кудри, видимо, от ужаса встали дыбом, да так и застыли, придав парню совершенно дикий вид.
Серега еще поискал глазами… Наконец увидел среди разбросанных, застывших в самых нелепых позах тел «новых ариев» — и старых, и молодых их членов — труп Прилизанного. Вместо каскообразного отражателя тот был насажен стойку торшера. Волосы на третьем обидчике были по-прежнему идеально причесаны.
— Так я не понял, со всеми разделались? — отчего-то с угрозой во влажном хриплом голосе повторил Гриценко, обведя вурдовампов гневным взглядом.
— Как же со всеми, когда ты сам одного упустил! — ехидно ухмыляясь, вдруг выступила против Сереги Ягра.
— Да-да, упустил, Гриц — гнилой клык! — принялся поддакивать ей трусливый Миц. (Сам же он все кровавое побоище отсидел в углу под торшером, лишь изредка, точно шакал, бросаясь подбирать последние капли крови, вытекшие из растерзанных жертв, которыми уже насытились его более сильные собратья.)
— Цыц! Что за чушь? — ощерился по-волчьи Коровин.
— Тот красавчик, которого Гриц пожалел, крестом защитился, — продолжая ухмыляться, пояснила Ягра.
— Тем что ли? — Коровин с недовольным видом кивнул в сторону висевшей неподвижно свастики.
— Нет. Из ножек стола, сволочь, крест сложил! Увел, гад, с собой трех девиц. Одна с такой длинной шеей… На хрена, Гриц, ты его пожалел?
— Отвечай, Гриц! — зло потребовал Коровин.
— Да никого я не жалел! Он от страха в штаны наложил, вот я…
— Так ты ж за шею кусаешь? — Коровин будто не понимал, что имеет в виду Гриценко. Уголки тонких губ старого вурдовампа изогнулись в едва сдерживаемой улыбке.