Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг.

Князь Тарковский неоднократно писал Измаилу-Хакки Паше об этом, а также и о некотором покровительстве турок в отношении скрывавшихся в горах местных большевиков. Так, например, Магомет-Мирза Хизроев из Хунзаха, который растратил миллионное достояние Дагестана, стоя во главе продовольственного дела всего края.

Вот некоторые штрихи жизни в Шуре при таком калейдоскопе событий. Власть фактически по-прежнему принадлежала князю Тарковскому, и никто не считался с Горским правительством. Будучи назначен после возвращения с гор адъютантом по строевой части, я ведал вопросами формирования дагестанских частей. Но дело велось чисто по-восточному – медленно, благодаря отсутствию возможности вообще отдавать приказы. Все делалось по доброй воле и знакомству, и кумовство играло большую роль. Наивные горцы, думая, что раз у власти стоит свой человек, то он должен исполнять все просьбы их и старались обделать свои личные дела. Уходила масса времени на разговоры о здоровье родственников и т. д. Кабинет диктатора осаждается толпой горцев-тавлинцев, прибывших издалека, специально чтобы засвидетельствовать князю свое почтение и, кстати, похлопотать о кое-чем. Несмотря на категорический приказ никого не пропускать, толпа лезет, и с трудом убеждаешь, что всякие подписи и печати делает не сам Тарковский, а его адъютант. Помню одного сумасшедшего муллу, спускавшегося ежемесячно с гор с кипой каких-то старых бумаг о какой-то с кем-то тяжбе и просил поставить самую большую и верную печать, которой ему как раз и недостает. Берется самая большая печать какой-то красноармейской роты из Астраханского отряда и ставится на свободное место ненужной бумаги. Успокоенный горец уезжает обратно к себе, но возвращается через месяц за новой печатью. Перемену власти в краю он не замечает. Иногда тавлинец силой лезет в кабинет диктатора, говоря, что князь его ждет, будет рад ему и что он «свой человек» и помнит князя еще ребенком.

Однажды обратился к Тарковскому с оригинальной просьбой сам командующий Турецкими войсками Юсуф-Изетдин Паша, проживавший в Шуре, о запрещении русским звонить в церковные колокола, так как звон мешает ему спать. Князь Тарковский любезно ответил Паше, что не может и не желает запретить русским молиться так, как они привыкли и как требует их религия.

Все-таки стали формировать три пеших батальона под названием «Шамилевских», один Конный Кумыкский дивизион, намечен новый Чеченский полк (2-й), артиллерийский дивизион и пулеметная команда.

Не успело еще Горское правительство проявить свою деятельность, как временные господа положения – турки внезапно ушли, бросив большое имущество. Население в проводах турок не участвовало. Трубачам же Дагестанского полка было приказано прибыть на вокзал к отходу поезда турецкого командующего Юсуф-Изетдин Паши. Сам командир Дагестанского полка, полковник Нахибашев, крестясь по-русски, все приговаривал: «Слава Богу, наконец уходят!» Радость на его лице была настолько заметной, что Турецкий командующий, обращаясь к окружающим, сказал: «Командир Дагестанского полка нехороший человек. Когда я приехал, то он меня не встречал, а вот провожать пришел и проявляет при этом большую радость».

Пришли англичане, вернее, военная миссия с полковником Роулесоном. Англичане поставили ряд своих условий, но в искренности их уже тогда сомневались. Надо было скорее связаться с Добровольческой армии, наступавшей с севера к Грозному. Князь Тарковский решил послать отряд полковника Нахибашева из Дагестанского конного полка со взводом горных орудий (командир – поручик Азу Исаев) навстречу Добровольческой армии. Отряд вошел в чеченский аул Шали. С севера же с боями двигался генерал Ляхов. По вечерам слышна была канонада. Перед Ляховым бежали к Каспийскому морю большевики и теснили в свою очередь небольшой Терский отряд генерала Колесникова.

Удержав чеченцев от враждебных действий против Добровольческой армии, отряд Нахибашева вернулся в Темир-Хан-Шуру.

Дагестанцам трудно было представить себя под властью Горской республики и, естественно, они ожидали прихода к себе больших сил Добровольческой армии, в форме старой русской армии и являвшихся предвестником возрождения старой Императорской России. Это бы сразу положило конец всякой междоусобной войне в Дагестане и отпали бы всякие имамы Гоцинские и Узун-Хаджи. Горцам нужна была справедливость и русская сила. Среди горцев Дагестана долгое время хранилась память как в песнях, так и в устных сказаниях о генерале Ермолове, бывшем у них чрезвычайно популярным. Он был женат на кумычке (лезгинке, жившей на плоскости) из селения Параула (Хасав-Юрт). От нее у него были дети, поколение которых горцы прозвали «гек-гезы», или «семья гек-гезов», т. е. голубоглазых, так как все они были голубоглазые и блондины.