Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг.

Большевики решили нанести удар по нашим силам у Никитских ворот и повели атаку от Тверского бульвара, пытаясь захватить Арбатскую площадь, откуда недалеко уже и Александровское военное училище. Четырехэтажный дом, занятый юнкерами, и аптека, рядом, были приспособлены к обороне. Огонь был настолько силен, что оба этих дома были сожжены и разрушены. Прекрасно держались в этих боях студенческие роты. Особенно растрогал меня один студент, который не мог, по болезни ног, много ходить: он попросил посадить его часовым на пост. Ему дали винтовку, и он долго, не сменяясь, сидел на своем посту.

Я не стану описывать подробно весь ход боевых действий, так как об этом было уже много написано (об этом можно прочитать у советского писателя Паустовского, который довольно верно освещает эти события). Бои продолжались, но большевики особенно храбро не наступали, получая везде серьезный отпор. Довольствие наше было налажено хорошо: нам присылали целые круги сыра, ящики консервов, шоколад, хлеб и пр. Снабжали нас всем этим Офицерское экономическое общество, большие гастрономические магазины и также частные лица. Лично мне посчастливилось, так как на моем участке был ресторан «Мартьяныча», в котором я часто бывал и раньше. Заведующий рестораном часто приглашал меня туда и вкусно кормил не только меня, но и наших юнкеров также.

Сделаю здесь маленькое отступление: в предисловии я сказал, что буду говорить о приметах и вообще о сверхъестественном. В один из этих дней, вернувшись после ночного дежурства на участке роты, я прошел в наш штаб. Я проголодался, а там на столе стояли разные вкусные вещи. Так как было еще темно, то я зажег свечи, стоявшие на столе. Их было три. Я начал закусывать. Сидевший тут же подпоручик Никольский (туркестанский стрелок), командир 1-й роты, говорит мне: «А. Г., потушите одну свечку, а то – нехорошая примета!» Я рассмеялся: «В наш век и верить в приметы!» Но чтобы его успокоить, все же потушил одну свечу. Но случайность или совпадение, в 2 часа дня, идя к своей роте, подпоручик Никольский был убит наповал ружейной пулей, попавшей ему в сердце. Случилось это около часовни Иконы Иверской Божией Матери.

В Чудовом монастыре монахи все время служили молебны о ниспослании нам победы. Когда дело подходило к оставлению нами Кремля, игумен исповедовал всех монахов и причастил их. Так как Кремль в то время простреливался со всех сторон, какая-то шальная пуля попала одному из монахов в голову, убив его на месте. Монах этот только что причастился. Он был похоронен с большими почестями в ограде Чудова монастыря.

Ожесточение боев возрастало. Большевики, видя, что мы всюду держимся стойко, начали с командующим войсками Московского гарнизона Генерального штаба полковником Рябцевым переговоры о перемирии, и к вечеру 30 октября перемирие было заключено. Несмотря на это, большевики не прекращали обстрела Кремля. На моих глазах был разрушен артиллерийским огнем Малый Николаевский дворец в Кремле. Огонь велся с Воробьевых гор. Вечером 30 октября нашим силам было приказано собраться всем в Александровском военном училище, и в этот же вечер большевики еще раз пытались ворваться в Кремль. Против Никольских ворот ими была поставлена батарея, бившая по воротам прямой наводкой. Были там у них и пулеметы. Внутри Кремля, против Никольских ворот, была оставлена наша 2-я рота, построившая себе баррикаду из ящиков с винтовками, пришедших из Америки. Огня мы не открывали, так как противника за Кремлевской стеной не было видно. В советском журнале «Огонек» (№ 46, 1957) на обложке изображена картина взятия Кремля: масса дыма и огня, убитые и раненые… И все это неверно! Как я уже сказал выше, огня мы не открывали и никаких убитых и раненых быть там не могло. Я оставил Кремль последним с ротой юнкеров и видел все, что там делалось.

Получив приказание идти в Александровское военное училище, поздно ночью мы пришли туда. Училище кишело, как пчелиный улей. Там собрались все антибольшевистские силы, юнкера, студенты, офицеры и еще какие-то люди, добровольно к нам примкнувшие. Все мы устали, 6–7 дней боев сказывались на всех. Здесь же мы попали в теплое помещение и получили горячий ужин.

Никто не знал, что будет дальше. Тут полковник Рябцев проявил себя с не особенно красивой стороны: он устроил что-то вроде митинга и стал рассказывать юнкерам, что он договорился с большевиками о том, что все мы с оружием возвращаемся в свои казармы и продолжаем свои занятия, так как фронт нуждается в офицерах… Молча и угрюмо слушали юнкера Рябцева, не веря ему. Вдруг раздался голос одного юнкера: «Что вы, господа, слушаете это г…! Все он врет. Продаст нас!» На это Рябцев нашелся только ответить: «Что вы, товарищ юнкер, так грубо выражаетесь!» Дальше слушать его не хотели. Было решено, полагаясь на обещания Рябцева, переспать здесь, а утром идти в школу.