Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

На Альминском фронте начальника вооруженных сил нигде не было видно. В офицерской роте, жидкие цепи которой находились левее эскадронов крымцев, говорили, что начальство находится у выхода из города на Севастопольском шоссе, где сосредоточилось несколько мелких отрядов наспех набранных добровольцев. Появились весьма неприятные слухи от прибывших одиночных всадников из штаба полка, что 2–й полк отказался от дальнейшего сопротивления и что в полку решено начать мирные переговоры с большевиками.

К вечеру перестрелка с матросами стихла, и неожиданно передали по фронту слева, что приказано отступать Этого только и ожидали, и удержать на позиции наших всадников было невозможно. Отступление происходило в полном порядке, но на левом фланге все маленькие добровольческие отряды просто бежали. 1–й дивизион, как на ученье, отходил не спеша в линии взводных колонн.

Почти у окраины Симферополя на параллельной фронту дороге из строя вдруг увидели небольшую группу людей, среди которой узнали начальника вооруженных сил полковника В. Командир ближайшего к этой группе эскадрона подъехал к полковнику В. и спросил, что же дальше делать. На это был ответ, что все уже кончено и остается лишь войти в город и поднять там население для защиты от нашествия большевиков. Этот ответ был передан другим командирам и, конечно стал известен и всадникам. На окраине Симферополя эскадроны были остановлены, и от командира полка получено было приказание выставить сторожевое охранение; узнали здесь также, что «штаб Крымских войск» в полном составе еще днем покинул свое помещение в полковом собрании Крымского Конного полка и разбежался кто куда смог. Командиру полка пришлось отменить свое приказание о сторожевом охранении, т. к. у наших всадников, еще утром горевших желанием сражаться, теперь наступила полная деморализация. Из всех командиров только один командир 2–го Конно–татарского полка подполковник Осман–Бей князь Биарсланов отчаянно пытался поднять дух в своем полку и призывал своих подчиненных идти за ним против большевиков–матросов, шедших по направлению к Симферополю. Никто за своим командиром не пошел; полк уже фактически не существовал, а оставалась лишь морально подавленная толпа вооруженных людей, еще накануне, 12 января, представлявшая собою 2–й Крымско–татарский конный полк, хотя и потерпевший поражение, но смело защищавшийся, а 1–й эскадрон во главе с командиром эскадрона даже в конном строю атаковавший матросов и основательно их потрепавший.

Ночь с 13–го на 14 января эскадроны 1–го дивизиона с конно–пулеметной командой и штабом полка провели в казармах. Поздно вечером 13 января прибыл к полку и 5–й эскадрон. О стрелковом эскадроне сведений никаких не было, должен был эскадрон вернуться в Симферополь по железной дороге.

В полковом собрании собралось множество офицеров, находившихся в Симферополе и прибывших из других городов Крыма. Не пожелали они своевременно вступить в офицерские роты, а теперь пришли в ожидании, что их кто-то спасет. В любой момент можно было ожидать нападения на полковое собрание, но никто не решался взять организацию обороны в свои руки. Тогда наш крымец штабс–ротмистр Селим Мурза Муфтий–Заде [197] громким голосом заявил, что т. к. никто из старших офицеров не проявил желания взять на себя руководство самозащитой всех собравшихся, то он объявляет себя начальником обороны и предлагает всем исполнять его распоряжения. Были поставлены пулеметы, назначены были караулы и патрули; господа офицеры воодушевились, но не надолго. Одновременно велась агитация за установление мирных переговоров с матросами и о высылке им навстречу парламентеров; особенно старался в этом отношении уговаривать военный врач, крымский татарин, пока никому еще не известный, но в будущем проявивший свои крайне левые убеждения. Агитация его не имела успеха, но и обороняться тоже большинство из присутствовавших не имело желания. Господа офицеры в ночной темноте постепенно исчезали, и под утро собрание опустело.