Сопротивление и покорность

Я в самом деле очень рад и благодарен за то, что теперь смогу писать вам чаще, ведь я боялся, что вы беспокоитесь, во-первых, из-за жары в камере под крышей, а во-вторых, из-за просьбы об адвокате. Только что получил вашу восхитительную посылку с помидорами, яблоками, компотом, термосом и пр., а также с фантастической охлаждающей солью, о которой я даже и не подозревал. Сколько забот у вас опять из-за меня! Очень вас прошу, не волнуйтесь, я жил в еще большей жаре – в Италии, Африке, Испании, Мексике, а хуже всего, пожалуй, было в Нью-Йорке в июле 1939 года – и более или менее знаю, как лучше всего себя вести. Ем и пью я мало, спокойно сижу за письменным столом и нахожу, что моей работе практически ничего не мешает. Время от времени освежаю тело и душу вашими замечательными гостинцами. О переводе на другой этаж мне бы не хотелось просить, я считаю это непорядочным по отношению к тому арестанту, который в таком случае будет вынужден переехать в мою камеру и у которого, по-видимому, нет помидоров и пр.; кроме того, объективно разница не слишком велика, 34° в комнате или всего 30°. Но я узнал, что Ханс[2] переносит жару все еще плохо, и очень расстроился за него. Однако я сделал еще одно любопытное наблюдение – то, чего изменить нельзя, человек переносит совсем по-другому, чем если он постоянно занят мыслями о возможности какого-нибудь облегчения своей участи.

Что касается моей просьбы о защитнике, то я очень надеюсь, что вы с вашей стороны не слишком сильно обеспокоены и так же, как и я, спокойно ожидаете исхода событий. Пожалуйста, не думайте, что я в отчаянии или сильно волнуюсь. Конечно, для меня это было сильным разочарованием, как, вероятно, и для вас. Но в каком-то смысле это также и некоторое облегчение: знать, что окончательное рассмотрение дела, чего мы так долго ожидаем, уже не за горами. Я каждый день жду более точной информации…

Мне опять попалось кое-что интересное. Читая «Юрга Енача», я с радостью и интересом освежил воспоминания юности. В отношении исторических деталей я нашел книгу о венецианцах весьма содержательной и занимательной. Не могли бы вы мне прислать кое-что из Фонтане: «Госпожа Женни Трайбель», «Пути-перепутья», «Штехлин»? Интенсивное чтение за последние месяцы пойдет на пользу и моей работе. Из этих книг узнаешь по вопросам этики больше, чем из учебников. «Без крова» Ройтера я люблю, как и ты, мама. Но я, наверное, кончил всего Ройтера, или у вас есть еще кое-что особенно интересное?

Недавно я прочитал в «Зеленом Генрихе» очень милое стихотворение: «Сквозь неумолчный моря шум, / Которое несет мне муки, / В многоголосом хоре волн / Я слышу ваших песен звуки».

7.8.43

…Основательно ли подготовились вы к воздушным налетам? После всего, что было в последнее время напечатано в газетах, приходится еще раз продумать все вплоть до мелочей. Мне, например, пришло в голову, что мы как-то говорили о ненадежных перекрытиях в подвале, – надо ведь что-то сделать с центральной балкой? Думаете ли вы еще об этом, и можно ли достать для этого рабочих? Я с трудом представляю сейчас все это. С какой радостью я помог бы вам. Дайте мне обо всем знать, меня ведь интересует каждая мелочь…

Кажется, я еще не рассказывал, что каждый день, когда читать и писать нет больше сил, я немножко занимаюсь шахматной теорией. Это доставляет мне большое удовольствие. Если вы встретите какую-нибудь небольшую и хорошую книжку по теории, может быть, с задачками, я был бы очень признателен, но не тратьте сил на это, я и так обойдусь…

17.8.43

…Главное, очень прошу вас, не беспокойтесь обо мне. Я переношу все хорошо и внутренне совершенно спокоен. Как хорошо, что из собственного опыта мы знаем, что воздушные тревоги на нас совершенно не действуют. Я очень рад, что суды… останутся в Берлине!.. А в остальном у вас, как и у меня, наверняка есть более важные дела, чем постоянно думать о возможных налетах. Отстраняться от событий и забот дня – этому в камере выучиваешься быстро.

Из-за постоянных ожиданий и неуверенности за последние две недели я фактически не мог продуктивно работать, но теперь хочу снова засесть за стол. За прошедшие недели я набросал пьесу, но при этом выяснилось, что сам материал не годится для драматической формы, попытаюсь теперь переделать его в повесть. Это жизнь одной семьи. Само собой разумеется, что привносишь много личного…

Близко к сердцу принял известие о смерти трех молодых пасторов. Буду признателен, если их родственникам как-нибудь дадут знать, что сейчас я не в состоянии им написать, а то они ничего не поймут. Среди моих учеников эти трое были мне ближе всех. Это огромная потеря как для меня, так и для церкви. Из моих учеников погибло уже, наверное, более тридцати, и это большей частью – лучшие…

24.8.43