Сопротивление материала. Том 2. Мучительная сладость бытия

Славик первым спрыгнул на насыпь и протянул руку сперва Светке, а потом и Саше. На секунду их лица оказались рядом, опалили друг друга пламенем коротких взглядов и, с трудом преодолевая притяжение, отстранились. Саша спустилась с невысокой в этом месте насыпи и огляделась. Рядом с железнодорожным полотном расстилалось ещё не паханное колхозное поле с прошлогодней стернёй, за которым виднелось шоссе. Слева борозды стерни обводили пригорок с кустами шиповника и черёмухи, примыкавший к полотну железной дороги. На шиповнике только начали раскрываться клейкие молодые листочки, а черёмуха уже выбросила маленькие нежно-зелёные грозди, которые скоро – должно быть, не больше недели – затопят округу белой пеной соцветий со сладким, упоительным ароматом. «Черёмуха любит сырость», – вспомнила Саша бабушкины слова. И правда: в пору её цветения всегда стоят туманы или моросят затяжные дожди…

Невесомая от счастья, Саша пошла по стерне к пригорку и обошла его вокруг. Позади него оказался заросший кустарником овраг, на краю которого она увидела несколько кустиков только что раскрывшихся первоцветов. Она принялась собирать букет и, наклонившись, увидела в овраге, под кустами, целые заросли жёлтых первоцветов и голубых пролесков…

Когда басовитый гудок маневрового тепловоза и ответный свисток Бродяги известили о том, что пора возвращаться, Саша выбралась из оврага с целым снопом цветов. Она шагала к паровозу, то и дело погружая лицо во влажный пахучий букет, и шептала: «Люблю, люблю, люблю!» – пока за поворотом пригорка не показался паровоз.

За кустом черёмухи Саша остановилась. Её нетерпеливый взгляд выхватил толпу мальчишек между двух машин, которые наблюдали за сцепкой. Славик стоял позади всех, сунув руки глубоко в карманы куртки и со спины казался, как и остальные, поглощённым тем, что видел. Но вот он быстро обернулся и метнул взгляд в направлении пригорка. Саша не шевелилась – словно боялась расплескать переполнявшее её блаженство – и продолжала смотреть на любимого. Он медленно повернул голову и увидел её. Несколько мгновений они смотрели друг на друга через это весеннее поле – одни во всём мире – словно бы между их глазами протянулся невидимый, вибрирующий от напряжения провод, посредством которого их сердца вели только им одним понятный разговор…

Но в следующую минуту рядом с Сашей раздался треск сухих стеблей прошлогодней крапивы, и она оказалась лицом к лицу со Светкой.

– Куда ты пропала?.. Ого! – Камарзина увидела букет. – Красотища! Где ты их нашла?

– Там, в овраге, – Саша мотнула головой, испытывая лёгкую досаду. Но сейчас её любви хватило бы, чтобы осчастливить весь мир, и она, ловко разделив букет пополам, протянула половину Светке. – Возьми!

– Ой, спасибо! Маме отнесу. – Камарзина широко улыбнулась, взглянула на Сашу и рассмеялась: – Ты вся жёлтая!

– Жёлтая?!

– Смотри! – запасливая и предусмотрительная Светка достала из кармана складное зеркальце и протянула Саше.

Она взглянула на своё отражение. В самом деле, всё лицо покрывали точки и мазки цветочной пыльцы. Это было забавно, но, к её удивлению, это было всё то же лицо, которое она привыкла видеть в зеркале. Ей почему-то казалось, что оно должно было измениться после всего, что произошло за последний час. Должно было стать…красивее? Взрослее? Она не знала. Но, как ни странно, это было её обычное лицо со своими маленькими несовершенствами – с веснушками, с заживающим прыщиком на подбородке, с этими срастающимися бровями, которые постоянно приходится выщипывать на переносице. Вот, теперь ещё и в цветочной пыльце. Разве может ему нравиться такое лицо?

– Пыльца! – Саша повернула голову и увидела и ещё кое-что – тёмную полоску угольной пыли там, где они со Славиком прикасались друг к другу… Она захлопнула зеркальце. – Пустяки, дома умоюсь.

– Может, хотя бы вытрешь?

– Бесполезно. Только размажу. Тут нужна вода! – отрезала Саша, отдавая Светке зеркало. – Пойдём.

Бродяга и маневровый наконец, лязгнув, соединились, и ребята потянулись обратно. Теперь Саша и Светка стояли рядом, обнимая свои букеты, и Славик дал себя оттиснуть в противоположный угол. К тому же Бродягу тащили на прицепе, а значит, не надо было закидывать в топку уголь и поддерживать огонь. Поэтому на обратном пути стало просторнее, и мальчишки шатались по кабине, от стены к стене. Неистовый восторг первой поездки сбавил обороты, и теперь не только Бродяга остудил топку, но и его пассажиры поостыли – размеренный стук колёс, размеренные разговоры. Саше тоже ничего не оставалось, как, вслед за Камарзиной, отвернуться к окну, но уголком глаз она постоянно искала Славика и иногда ловила короткие синие вспышки его взглядов.

Теперь картинка за окном разматывалась в обратном порядке, но когда поравнялись с Атамановкой, то не было уже ни мужика майке, ни мальчика, ни старушки. Были ранние сумерки, и в окошках хуторка зажигался свет. Только перед крайним домиком, в палисаднике, стоял, опершись на лопату, пожилой казак.

Глава 4.