Сопроводитель

С другой стороны, не имея возможности найти Саркисяна, я вполне мог взяться за дело с обратного конца — через генерала. Уж этого-то припогоненного субъекта гражданской наружности разыскать труда не составит. Ежику понятно, что сидит сейчас бравый летчик Коновалов в своем кабинете и составляет графики движения самолетов. Хотя спорить не буду — очень может быть, делает что-то другое. Говоря откровенно, в той области, какую он представлял, я разбирался слабо.

Как бы то ни было, а до генерала всегда можно было добраться. Может быть, и сложно, но можно. Вряд ли он станет прятаться — понадеется на свое положение, статус, охрану. Да и, в самом деле, не вломлюсь же я в его шикарный кабинет, чтобы, развалясь в гостевом кресле, поинтересоваться в лоб: «А куда вы, разлюбезный генерал, заныкали похищенного вашими шестерками адвоката?». Такой номер не пройдет. Во-первых, разлюбезный генерал взмахнет руками и запричитает что-нибудь типа: «Да что вы?! Да как вы такое могли подумать?! Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. И вообще, я просто до ветру выскочил!». А во-вторых, вызовет охрану — ну, или милицию, и еще неизвестно, что хуже, — и те выведут меня под белы рученьки. Куда — на их усмотрение. Причем летчик Коновалов в такой ситуации будет чувствовать себя совершенно неуязвимым, а вот какое самочувствие случится у экс-таксиста Мешковского — ба-альшой вопрос.

Значит, действовать нужно будет тоньше. Значит, следовало поднапрячь мозг.

Я выплеснул воду из кофейника, — все-таки, яйца варил, а пить кофе, заваренный на крутом яичном бульоне, это, извините, жлобство, — залил его наново и поставил на плиту. Ничто так не активизирует мыслительный процесс, как чашечка горячего, ароматного кофе. Я предпочитал без сахара.

Положение слегка осложнялось отсутствием под рукой машины. Крепыш, попроси я его об этом, наверное, не отказал бы, но я что-то сразу не догадался, а теперь поздно метаться. Они знали, как выходить на меня, я — нет. А приобретать автомобиль самостоятельно — при том, что сделать это можно было по весьма сходной цене, скажем, за тысячу баксов — не собирался. Во-первых, потому, что это однозначно будет развалюха — кто за такие деньги нормальные колеса отдаст? — а во-вторых, это будет все равно, что встать, подойти к окну и швырнуть деньги туда. Работа предстоит сложная, закононепослушная, и вполне возможно, что по ее окончании (если таковое состоится), менты будут разыскивать участников по косвенным приметам. В том числе и такой, как данные автомобиля. Так что от него надо будет избавляться, и чем скорее, тем лучше. И я останусь и без денег, и без машины.

Я, наконец, заварил кофе и почувствовал, что меня разбирает злость. Ну ладно, допустим, я дурак, в первый раз замужем и все такое, но эти-то шлимазлы, предлагая мне работу, могли догадаться оставить контактный телефон или хотя бы номер и серию своего паспорта, чтобы я им до востребования писал? Как-то ведь нужно поддерживать связь!

Заглотив изрядный шмат кофейного кипятка, я обжегся, подскочил к раковине и выплюнул его. Говорила мне бабушка — жадность фрайера сгубит, так, наверное, и случится. В голове у меня что-то щелкнуло, и я удивился, почему там не щелкало раньше. Оставив чашку с кофе на кухонном столе, я кинулся в спальню.

Какой идиот! Наверное, наследственное. Папу, директора овощебазы, тоже, помнится, за хищение гнилой картошки под суд хотели отдать. Явно не от большого ума папа на гнилую картошку повелся.

Выхватив из прикроватной тумбочки записную книжку, я раскрыл ее на букве «П» и принялся лихорадочно елозить глазами по странице. Партия любителей пива — явно не то. Палтус, Плинтус, продукты… Ага, вот! Пипус — Соломон Адамович Крейцер. Телефон имеется. Даже, при желании, сотовый.

Вот на сотовый я и решил ему позвонить. Вернее будет. Времени у меня не было. Точнее, оно было, но я его экономил. Исповедуя принцип «раньше сядешь — раньше выйдешь». Другими словами, чем быстрее начну раскручивать это дело, тем быстрее докручу его до конца.

Сотовый долго думал, потом сиплым голосом Пипуса ответил:

— Да?

— Соломон? — поинтересовался я.

— Да, — снова просипел он.

— Ну и наше вам с кисточкой, — усмехнулся я. — Кто бы, ты думал, это звонит? Это таки Миша Мешковский звонит.

— Я дико рад тебя слышать, Миша Мешковский! — искренне просипела трубка. Насколько я знал Пипуса, он действительно умел радоваться хорошим людям. Весьма ценное и редкое качество в этой жесткой, словно стальной штырь в заднице, жизни. Кроме этого, очень приятно было ощущать себя хорошим человеком. — Только вот недавно тебя вспоминал. Буквально три дня назад. Так что можешь надеяться, что богатым будешь. С тобой, кстати, деловой разговор уже как?

— Был, был, — успокоил я. — Очень деловой и очень разговор. И даже больше. Предложили работу. И я поработал.

— Представляю, — сказал он. — И как — живой?

— Чуть-чуть, — не соврал я. — Я, кстати, по этому поводу тебе и звоню.

— Как старый еврей старому еврею тебе скажу, Мойша… — осторожно начал Пипус, но я перебил его: