Каблук сделался пунцовым, глаза забегали. «Эк его разобрало! — определил майор и порадовался. — Небось, зазноба! Гусар…»
— На черта мне ваш фотограф! — обозлился Каблук. — Жаловаться буду! Ничего я не выносил и забор целый… Привязались к человеку! Люди воруют, и ничего. Чистые! А меня из-за доски — на доску!
Разговор становился принципиальным. У Каблука были одни примеры, у майора — другие. Побогаче. Он знал, к примеру, что парни отвинтили цветные стекла со светофоров на заводских путях и получилось крушение поезда, завод понес убытки. Или взять грузила для сетей: смешно сказать, но их и сейчас рыбаки отвинчивают на рельсах, как чеховский злоумышленник, и свято верят, что поезд устоит, не сковырнется…
— Отвал проклятый виноват! — жаловался майор. — Через него не то что грузила, станок можно вывезти, — он был недалек от истины, — погрузить в вагон с отходами, подцепить тепловозом… В каждый вагон с шлаком не заглянешь. Да и что в нем разглядишь?
Вахтеров не хватало даже для проходных, старики часто болели и пропускали дежурства, а грузопоток рос, люди шли лавиной, и на вооружении охраны не было даже подвесных зеркал, чтобы заглянуть в вагон или кузов грузовика. Вертушка на входе — вот и вся механизация…
— Отвала-то нет, — хмуро заметил Каблук. — Позаботились…
— Да-да, — оживился начальник охраны, — спасибо ребятам! Давно пора, давно… Руки не доходили!
Начальник подобрел и даже подмигнул Каблуку, намекая на что-то, известное только им двоим. Что он мог знать? Ничего. Но, кажется, готов был простить Каблука.
— Я вижу, ты раскаялся, Галкин, это хорошо… Пока что иди работай, но помни: второй раз попадешься, не отпустим! Под суд пойдешь…
За неимением улик Каблука пришлось отпустить. Но это мало радовало его. Трансформатор сплавить не удалось, скоро его найдут, поди, спохватились, рыщут электрики. А коли так, надо уходить… Каблук напряг воображение и содрогнулся: кому мешал отвал и что случилось с заводом?
Клава Шиш заявление об уходе не подала, как Каблук, она верила в свою везучесть. Вернулась в столовую, прошла к заведующей и добровольно вывалила фарш и вырезку ей на письменный стол. Сказала в сердцах:
— Нате, подавитесь! Костей вам жалко, да?!
И заревела в голос, оглушив. Костей директору было не жаль. Она дала воды в стакане и стала убеждать, что фарш — не кости, а вырезка идет первым сортом в ростбифы и бефстроганов, учет их ведется поштучно… Трофеи взвесили и написали протокол, но Клава, не дожидаясь следствия, пошвыряла вещественные доказательства в котел, а изголодавшаяся смена кузнецов их съела. Клава понесла невосполнимые моральные потери, жила скучно, возвращаясь домой налегке через центральную проходную, как интеллигент.
Отвал считался важной частью заводского организма: в этом была убеждена не только Клава Шиш или Каблук, лично они в то утро будто остались без рук. Что-то вроде ампутации испытали литейщики. В тот самый момент, когда Клава пыталась вынести левое филе, из литейки в отвал катилась железнодорожная вертушка из пяти платформ со шлаком и формовочной землей, нашпигованной, как повелось, металлической крошкой. Клава поступила мудро, вернув вырезку в общественный котел и не требуя компенсации. Но от шлака с горелой землей, даже фаршированной металлом, отказались все. «Вертушка» увязла на стрелках, без всяких перспектив на разгрузку. Разыгрался ведомственный конфликт. Затор на путях, разрастаясь со временем, как раковая опухоль, мог задушить производство. Платформы с битым огнеупором, древесиной и металлической стружкой, деревянной и металлической тарой, макулатурой и просто мусором заполнят тупики и порушат графики оборота вагонов. В предчувствии надвигающегося, звенели телефоны в высоких инстанциях. Производство начало трясти. Сначала потихоньку, потом все ощутимей…
А снаружи, на месте бывшей свалки, давно ставшей общегородской, хотя и незаконной, потерянно кружили грузовики с хламом, не решаясь опорожнить кузова. На табличках, натыканных по всем углам, значилось: «Свалка мусора запрещена! Штраф 5000 руб.». Последние два ноля кто-то подрисовал озоруя, но и без них цифра внушала…
Звонили директору завода, прорываясь сквозь другие разговоры и мешая работать:
— Дмитрий Павлович, разрешите вывалить пять тонн жестяных банок из-под ядохимикатов? Вторчермет их не берет, хранить у себя на складе мы не можем, по санитарным нормам! — это из городского аптечного управления.
Директор тоже звонил, вынужденный оставить все дела:
— Райисполком? Мне председателя! Петр Ильич, здравствуй, дорогой! Тут такое дело: комсомолята мои расстарались и высвободили агромадную территорию из-под свалки… Отвал видели? Ну так приезжайте, поглядите. Вступайте во владение: можно нарезать участки под сады или огороды, посадить деревья… На ваше усмотрение! Земля отличная. Сковырнули отвал! Да-да, трудно, конечно, поверить, но…
В райисполкоме просили время, чтобы подумать. Думали недолго. Оказалось, все давно решено. Свалка была на землях другого района, туда и следует обращаться.
Директор дрогнувшей рукой набрал номер соседнего райисполкома: