Соратники Иегу

— Вот и я! Вот и я! — послышался голос на лестнице.

— Браво! — воскликнул Морган. — Входите, метр Каднет! Вы должны сделать из меня некое подобие Адониса.

— Это будет нетрудно, господин барон, — ответил цирюльник.

— Вы, я вижу, хотите непременно меня подвести, гражданин Каднет!

— Господин барон, умоляют вас, зовите меня попросту Каднет, этим вы окажете мне честь, и я буду чувствовать себя с вами непринужденно. Только не зовите меня гражданином! Фи! Ведь это революционное обращение, а я даже во время террора всегда называл свою супругу госпожой Каднет. Прошу прощения, что я не дождался вас, но ведь нынче вечером состоится большой бал на Паромной улице, бал жертв (цирюльник сделал ударение на последнем слове). Я полагаю, господин барон тоже будет там.

— О! — Морган засмеялся. — Вы, я вижу, по-прежнему роялист, господин Каднет!

Цирюльник с трагическим видом прижал руку к сердцу.

— Господин барон, — отвечал он, — теперь это не только дело совести, но и дело сословия.

— Я понимаю, дело совести, метр Каднет, — но почему сословия? Черт возьми, какое отношение к политике имеет почтенная корпорация цирюльников?

— Как, господин барон? — удивился Каднет, уже собравшийся приступить к своим обязанностям. — И вы еще спрашиваете, меня, вы, аристократ!

— Тише, Каднет!

— Господин барон, мы, «бывшие», можем друг с другом говорить откровенно!

— Так вы тоже из «бывших»?

— Самый настоящий «бывший»! Какую прическу угодно господину барону?

— «Собачьи уши» и высоко зачесанные назад волосы.

— А немножко пудры?

— Сколько угодно, Каднет.

— Ах, сударь, подумать только, уже добрых пять лет у меня одного достают пудру «а ля марешаль»! Господин барон, а ведь еще недавно за коробку пудры гильотинировали!

— Я знал людей, которые были гильотинированы еще не за такую безделицу, Каднет! Но объясните мне, каким образом вы оказываетесь «бывшим»? Я люблю доискиваться до причины любого явления.

— Очень просто, господин барон! Не правда ли, вы допускаете, что существуют своего рода аристократические корпорации?

— Я полагаю, это те, что имеют дело с высшими классами общества.

— Вот именно, господин барон. Так вот, мы держали за волосы эти высшие классы. Я, тот самый человек, который стоит перед вами, однажды вечером причесывал госпожу де Полиньяк: мой отец причесывал госпожу Дюбарри, а мой дед — госпожу де Помпадур. Мы пользовались особыми привилегиями, сударь, мы носили шпагу. Правда, во избежание кровавых столкновений, — цирюльники горячие головы! — мы обыкновенно ходили с деревянной шпагой, но если это и не была настоящая шпага, то все же она выглядела внушительно. Да, господин барон, — продолжал, вздыхая, Каднет, — чудесное было времечко, и не только для нас, цирюльников, но и для всей Франции! Мы были осведомлены обо всех секретах, обо всех интригах, от нас ничего не скрывали, и не было случая, господин барон, чтобы цирюльник разболтал секрет. Возьмите, например, нашу бедную королеву: кому она доверила свои бриллианты? Великому, прославленному Леонару, королю цирюльников! И подумать только, господин барон, нашлись два человека, которые ухитрились опрокинуть здание власти, державшейся на париках Людовика Четырнадцатого, на «пуфах» Регентства, на «крепах» Людовика Пятнадцатого и на «башнях» Марии Антуанетты.

— А кто же эти два человека? Должно быть, это революционеры, проповедники равенства? Назовите мне их, Каднет, и я постараюсь вызвать к ним всеобщую ненависть!

— Это господин Руссо и гражданин Тальма! Руссо изрек такую глупость: «Возвращайтесь к природе!», а гражданин Тальма изобрел прическу «под Тита».

— Правда, Каднет, правда!

— Наконец-то при Директории нам блеснул луч надежды. Господин Баррас никогда не обходился без пудры, а гражданин Мулен даже сохранил косичку. Но вы понимаете, восемнадцатое брюмера все разрушило! Попробуйте-ка завить волосы господину Бонапарту!.. О! Взгляните только! Великолепно! — приговаривал Каднет, взбивая «собачьи уши». — Вот настоящие волосы аристократа, мягкие, тонкие, как шелк! Они замечательно поддаются завивке, можно подумать, что вы носите парик. Взгляните-ка на себя, господин барон. Вы хотели быть красивым, как Адонис… О, если бы вас увидела Венера, то Марс приревновал бы ее не к Адонису, а к вам!

Закончив свой труд, гордясь своим произведением, Каднет протянул ручное зеркало Моргану, и тот посмотрел на себя не без удовольствия.

— Что и говорить, — обратился он к цирюльнику, — вы, друг мой, настоящий артист! Запомните эту прическу. Если когда-нибудь мне будут отсекать голову, то ради женщин, что будут смотреть на мою казнь, я выберу именно эту прическу.

— Вы хотите, господин барон, чтобы о вас пожалели, — серьезным тоном сказал цирюльник.

— Да, а пока что, милый Каднет, вот вам экю за труды. Будьте добры, скажите, когда спуститесь вниз, чтобы вызвали для меня экипаж.

Каднет вздохнул.

— Господин барон, — сказал он, — в былые времена я ответил бы вам: «Покажитесь при дворе в этой прическе, и мои труды будут оплачены!» Но, увы! Больше нет двора, господин барон, а ведь нужно как-то жить… У вас будет экипаж.