Соратники Иегу

Но в Египетском походе Мюрат выказал чудеса храбрости, стараясь дерзкой отвагой изгладить воспоминание о своей минутной слабости; он так стремительно, так яростно бросался в атаку при Абукире, что Бонапарт не мог долее питать к нему неприязни.

Вследствие этого Мюрат возвратился во Францию вместе с Бонапартом, а 18 и особенно 19 брюмера оказал ему неоценимую поддержку. Итак, Мюрат снова вошел в милость и в знак этой милости был назначен командиром консульской гвардии.

Он решил, что настало время признаться первому консулу в своей любви к мадемуазель Бонапарт; Жозефина прекрасно знала об этой любви и покровительствовала ей.

У нее имелось для этого две причины.

Прежде всего, она была женщина во всем очаровании этого слова, и все оттенки нежных женских чувств были ей близки. Иоахим Мюрат любил Каролину, Каролина любила Мюрата: этого было достаточно, чтобы содействовать их браку.

Во-вторых, Жозефину терпеть не могли братья ее мужа. Жозеф и Люсьен были ее непримиримыми врагами, и она была не прочь приобрести двух преданных друзей в лице Мюрата и Каролины.

Поэтому она поощряла намерение Мюрата открыться Бонапарту.

За три дня до описанной нами торжественной церемонии Мюрат вошел в кабинет Бонапарта и, после долгих колебаний и всевозможных околичностей, решился наконец попросить руки его сестры.

По всей вероятности, первый консул уже знал о взаимной любви молодых людей. Он выслушал просьбу Мюрата с суровой сдержанностью и ответил кратко, что подумает об этом. В самом деле, здесь было о чем поразмыслить: Бонапарт происходил из дворянской семьи, Мюрат был сыном трактирщика. Подобный союз, особенно в данный момент, приобретал важное значение.

Несмотря на дворянское происхождение первого консула, несмотря на высокий пост, которого он достиг, являлся ли он не только истым республиканцем, но и подлинным демократом, мог ли он согласиться породниться с простолюдином?

Он размышлял недолго; его глубокий ясный ум, его непогрешимая логика подсказали ему всю выгоду этого шага, и в тот же день он дал согласие на брак Мюрата и Каролины.

Итак, обе новости — об этом браке и о переезде во дворец Тюильри — были пущены в ход одновременно и быстро распространились среди публики; одно известие должно было уравновесить другое.

Первый консул собирался переселиться в резиденцию прежних королей, спать на кровати Бурбонов, как говорили в те дни, но зато он выдавал свою сестру замуж за сына трактирщика!

Какое же приданое приносила герою Абукира будущая неаполитанская королева?

Тридцать тысяч франков наличными и бриллиантовое ожерелье, которое первый консул, не имея средств купить, отбирал у своей супруги. Это огорчало Жозефину, весьма дорожившую своим ожерельем, зато блестяще опровергало все сплетни о том, будто Бонапарт нажил в Италии огромное состояние. К тому же, поскольку Жозефина принимала так близко к сердцу интересы будущих супругов и желала их брака, она должна была позаботиться о приданом!

В результате этого ловкого маневра 30 плювиоза VIII года республики консулы отбыли из Люксембурга и проследовали в Правительственный дворец с почетным эскортом под командой сына трактирщика, ставшего отныне зятем Бонапарта. Кортеж вызвал в толпе восхищение и рукоплескания.

И в самом деле, то была великолепная, достойная оваций процессия, во главе которой ехал такой человек, как Бонапарт, а за ним, в конном строю, такие герои, как Мюрат, Моро, Брюн, Ланн, Жюно, Дюрок, Ожеро, Массена.

В тот же день назначен был смотр войскам на площади Карусель. Госпожа Бонапарт на нем присутствовала, но смотрела не с галереи павильона Часов — места на галерее напоминали о королевской семье, — а из окон квартиры консула Лебрена, то есть из павильона Флоры.

Точно в назначенный час первый консул выехал из Люксембургского дворца с трехтысячным эскортом отборных войск, в том числе великолепного отряда гидов, созданного три года назад из-за одного опасного происшествия, которое случилось во время Итальянской кампании. После переправы через Минчо Бонапарт, смертельно усталый, отдыхал в небольшом замке и собирался принять ванну, как вдруг рота отступающих австрийцев, сбившись с пути, вторглась в замок, охраняемый лишь несколькими часовыми. Бонапарт, выскочив в одной рубашке, едва успел спастись бегством.

Утром знаменательного дня 30 плювиоза возникло одно затруднение, о котором стоит рассказать.

У генералов, разумеется, были верховые лошади, у министров — собственные кареты, но прочие правительственные служащие не считали нужным в то время идти на подобные расходы.

Поэтому экипажей не хватало.

Тогда решили нанять городские фиакры, заклеив их номера бумагой одного цвета с кузовом.

В консульский экипаж впрягли шесть белых коней, но поскольку в нем ехали все три консула — Бонапарт и Камбасерес позади, Лебрен на переднем месте, — то на каждого консула в итоге приходилось по две лошади.

К тому же разве шесть белых коней, подаренных императором Францем генералу Бонапарту после подписания мирного договора в Кампо-Формио, не были военным трофеем?