Соратники Иегу

Мы с вами говорили о Цезаре. Так вот, когда весь Рим следовал за траурной процессией, оплакивая диктатора, и толпа поджигала дома его убийц, когда вечный город ожидал в смятении, откуда, с какой из четырех сторон света придет гениальный человек, который положит конец гражданским войнам; когда римляне содрогались при виде пьяницы Антония или лицемера Лепида, — никто и не помышлял об ученике школы в Аполлонии, внучатом племяннике Цезаря, юном Октавии. Кто помнил о сыне ростовщика из Велитр, испачканном мукою предков-пекарей? Кто его распознал, когда, прихрамывая и моргая, он производил смотр старым солдатам Цезаря? Его не оценил даже прозорливый Цицерон. «Ornandum et tollendum» note 27, — сказал он. И вот этот юноша перехитрил всех убеленных сединою сенаторов и правил Римом почти так же долго, как Людовик Четырнадцатый — Францией! Жорж, Жорж, не противьтесь воле Провидения, которое избрало меня, а не то оно сокрушит вас!

— Если я погибну, следуя законам и религии моих предков, — ответил Кадудаль с поклоном, — то Господь, я уповаю, простит мое заблуждение, невольный грех набожного христианина и верного сына.

Бонапарт положил руку на плечо молодого вандейца.

— Пусть будет так! — сказал он. — Но, по крайней мере, оставайтесь нейтральным. Предоставьте событиям идти своим чередом, наблюдайте со стороны, как рушатся троны, как падают короны монархов. Обычно за спектакль платит публика, но вам я заплачу за то, чтобы вы оставались только зрителем.

— Сколько же вы мне дадите за это, гражданин первый консул? — смеясь, спросил Кадудаль.

— По сто тысяч франков в год, сударь, — отвечал Бонапарт.

— Если вы готовы отсыпать сто тысяч франков простому вождю мятежников, — усмехнулся Кадудаль, — сколько же вы предложите государю, за которого мы сражались?

— Ничего, сударь! Я плачу за храбрость, а не за идеи, которые вы отстаиваете. Я всего добился сам и ценю в людях только их личные заслуги. Соглашайтесь, Жорж, прошу вас!

— А что, если я откажусь?

— Вы совершите большую ошибку.

— Я по-прежнему вправе уехать куда захочу? Бонапарт подошел к дверям и растворил их.

— Дежурного адъютанта ко мне! — приказал он. Он ожидал увидеть Раппа. Вместо него появился Ролан.

— Как! Это ты? — удивился Бонапарт. Затем он обернулся к Кадудалю.

— Мне незачем, полковник, представлять вам моего адъютанта Ролана де Монтревеля, вы и так с ним знакомы. Ролан, подтверди полковнику, что он так же свободен в Париже, как ты был свободен в его военном лагере, в Мюзийаке, и если ему понадобится паспорт в любую сторону света, Фуше получил приказ его выдать.

— Вашего слова мне достаточно, гражданин первый консул, — ответил Кадудаль с поклоном. — Сегодня вечером я уезжаю.

— Могу я спросить, куда?

— В Лондон, генерал.

— Тем лучше.

— Почему тем лучше?

— Потому что там вы ближе познакомитесь с людьми, за которых сражались.

— И что же?

— А когда вы увидите их вблизи…

— Что тогда?

— Вы сравните их с теми, против кого сражались… Только помните, полковник, если вы покинете Францию…

Бонапарт осекся.

— Я слушаю, — сказал Кадудаль.

— То не возвращайтесь, не предупредив меня; в противном случае не удивляйтесь, если вас схватят как врага.

— Для меня это будет большая честь, генерал. Этим вы докажете, что считаете меня опасным противником.

Жорж отвесил поклон первому консулу и вышел.

— Ну что, генерал, — спросил Ролан, когда двери за Кадудалем затворились, — не правда ли, этот человек именно таков, как я его описывал?

— Да, — произнес Бонапарт задумчиво, — жаль только, что он не понимает современного положения вещей; но даже его фанатическая преданность ложным принципам доказывает благородство его натуры. Вероятно, он пользуется огромным влиянием среди своих. — И он добавил вполголоса: — И все же придется с этим покончить…

Затем обратился к Ролану:

— Ну, а как у тебя?

— А я уже все кончил, — ответил молодой адъютант.

— А, значит, Соратники Иегу?..

— Их больше не существует, генерал: три четверти убиты, остальные в тюрьме.

— А ты цел и невредим?

— Не говорите об этом, генерал! Я начинаю верить, что, сам того не подозревая, вступил в сделку с дьяволом.

В тот же вечер, как он и сказал первому консулу, Кадудаль уехал в Англию.

Получив известие о благополучном прибытии в Лондон вождя бретонцев, Людовик XVIII написал ему следующее послание: