Соразмерный образ мой

— Не волнуйся, на радио со стороны не берут, здесь все свои. Молодняк только и знает, что трепаться с ровесницами — на меня ноль внимания.

Марике, как ни странно, льстило, что Мартин представляет ее в окружении поклонников. Она слышала, как он закурил сигарету и выдохнул дым.

— Я, между прочим, курить бросила, — сообщила она.

— Не верю. Куда же ты будешь руки девать? У тебя пальцы с ума сойдут без сигаретки. — В голосе Мартина звучала нежность, но от Марики не укрылось, что он старается замаскировать ее небрежностью. — Давно бросила?

— Шесть дней, двенадцать часов и… — она сверилась со временем, — тринадцать минут тому назад.

— Что ж, прекрасно. Буду ревниво за тобой следить. — На этом месте оба замолчали.

Марика лихорадочно подыскивала какую-нибудь другую тему.

— Что сейчас переводишь? Все тех же, как их, ассирийцев?

Время от времени Мартин делал переводы для Британского музея и в последнем разговоре упомянул арамейские надписи, которые были у него в работе.

— Нет, их я уже сдал. Сейчас перевожу настоящее сокровище: подборку стихов, приписываемых современнице Августа, некой даме по имени Марцелла. Если это подлинные вещи, жди сенсации: женское творчество той эпохи до нас не дошло. Но есть в них какой-то изъян. Увы, подозреваю, что Чарльза ввели в заблуждение.

— Какой еще изъян? Уж наверное Чарльз отдавал их на экспертизу.

— На перевод они, по-моему, ложатся хорошо. Однако стиль грешит мелкими неточностями. Вот ты, например, прелестно, очаровательно говоришь на современном английском, но задумай ты написать сонеты и выдать их за шекспировские, тебя поймают на мелочах: на неуместном употреблении архаичных идиом, на отсутствии тонкостей, присущих литераторам той эпохи. Сдается мне, эти стихи вышли в двадцатом веке из-под пера какого-нибудь французика, досконально изучившего латынь девятнадцатого века.

— Разве это не списки со списков? Может быть, огрехи вкрались по вине переписчиков…

— Понимаешь, эти стихи обнаружили в библиотеке Геркуланума, поэтому их объявили подлинными. Сегодня же позвоню Чарльзу. Пусть подергается…

На пороге кабинета возник начальник Марики, который в недоумении огляделся и застукал ее сидящей на корточках. Задрав голову, Марика одними губами произнесла: «Мартин». Бернард вытаращил глаза и даже не подумал выйти; его редкие седые волосы топорщились, как у карикатурного злодея, посаженного на электрический стул. Бернард указал на часы. Марика поднялась на ноги и сказала:

— Давай заканчивать, Мартин. У меня эфир.

Мартина словно толкнули: беседовать с Марикой было так спокойно, так естественно и привычно, что он почти забыл… ведь раньше такие разговоры у них велись изо дня в день — он забыл, что скоро придется заканчивать. Когда еще дождешься ее звонка? Мартин пришел в смятение.

— Марика…

Она выжидала. Под взглядом Бернарда ей было неловко. Она сделала круговое движение рукой. Знаю, знаю. Сейчас иду. Бернард укоризненно поднял густые брови и ушел к себе в кабинет.

— Когда ты в следующий раз позвонишь, Марика, скоро?

— Скоро. — Она и сама была не против. Но знала, что этого не будет. — Groetjes, любовь моя.

— Doeg! Ik hou van je…

Оба замолчали. Марика дала отбой.

Мартин остался стоять у себя в кабинете с мобильником в руке. Его захлестнул ураган эмоций. «Она сама позвонила. Сказала „любовь моя“. Надо было устроить ей допрос с пристрастием, а я все о своих делах. Обещала скоро позвонить. Скоро — это когда? Но ведь она пообещала лишь потому, что я нажал. Ладно, позвонила сегодня — позвонит еще. Вот только когда? Составлю список вопросов: позвонит — задам. Курить бросила, надо же. Может, и мне попробовать? Вместе легче; вот позвонит — прямо так ей и скажу. А когда она позвонит? — Достав из пачки очередную сигарету, Мартин закурил. — Она мне позвонила. Минуту назад мы еще разговаривали». Он прижал мобильник к щеке. От трубки исходило тепло. У Мартина всколыхнулась нежность к этому телефону, который принес в дом голос Марики. С мобильником в одной руке и сигаретой в другой он зашагал в кухню. Оттуда сразу же вернулся в кабинет. «Она позвонила. Сказала, что снова позвонит. Позвонила. Когда будет следующий раз? Может, и мне бросить курить…»

Марика захлопнула телефон и убрала его в карман. Закончив материал, которого ждал Бернард, она отправила файл по электронной почте. Компьютер звякнул: «Динь», подтвердив, что сообщение преодолело расстояние в четыре метра между их столами. Кто-то напомнил:

— Эфир через пятнадцать минут.

Она кивнула и направилась в студию, но по пути завернула в туалет, где прислонилась к стене и дала волю слезам. Он нисколько не меняется. Лучше бы она ему не звонила. В телефонном разговоре слишком узнаваем был прежний Мартин. Ополоснув лицо, Марика побежала в студию, где получила немой упрек от звукооператора. В ближайшие месяцы она больше не собиралась звонить Мартину.

СЛЕЖКА