Не помер! И не помру! Потому как я матерщинник, забулдыга, пьяница последний... Потому что видел я уже всякие страсти-прелести на свете, и всякие люди-нелюди на мне свои зубы пробовали... Шибко туго приходилось, когда я был этаким кудрявым барашком, смотрел по сторонам и рот не захлопывал от удивления и радости... А теперь я матерщинник и ухорез! Вот теперь, жизнь, я тебя не боюсь!
Опять меня мать-природа вырвала у смерти из рук... Спасибо тебе, заступница, не знаю, чем и благодарить буду...
Живой ведь я, живехонький!..
И тащат меня в больницу лагерную, чтоб там мне одну почку убавить, ножом проткнутую, а вместо ее, говорят, вставят резиновый пирожок.
Ладно... Привезли...
Хирург морду себе тряпкой обмотал и стал меня ножом изучать. Отрежет кусок меня, двумя пальцами поднимет над головой и ассистентам рассказывает:
– У этого, – говорит, – человека ножевое ранение в область почек... Скажет он это, понюхает мое мясо и в таз его бросит. Вот какое дело интересное: вот я, а вот кусок моего мяса. И кто, в конце концов, я? Три таза жесткого мяса. А между операциями мы с доктором беседуем.
– Доктор, а сколько во мне крови?
– Семь литров.
– Мать твою за ногу, так это ж и ведра не наберется!..
– Смотря какое ведро.
– Доктор, а вот от злости да от переживаний кровь как себя ведет?
– Она реагирует на все лишь в момент переживания...
– А если все время переживаешь, то, видно, кровь должна все время кипеть и этакая черная она становится... У некоторых людей видел я черную кровь...
– Не болтайте... Причин смертельно переживать у вас нет, а вы, такой сильный человек, и вдруг верите в мистику: черная кровь!
– Дурак, гражданин доктор! Я эти причины видел, как вот тебя вижу, спал с ними в одном бараке, баланду ел да окопных вшей давил!..
– Вы, больной, слишком близко к сердцу принимаете мелочи житейские. Надо масштабней быть! Ведь вот я не обижаюсь на ваши матерки... По законам человеческого братства иногда не вредно и помолчать, когда видишь несчастье и несправедливость частного порядка, то есть единичную... Она не характерна нашему обществу... Тактичней надо быть... Природа человека такова, что...
– Доктор, ежли ты в природу ударился, так я тебе скажу, что матушка-природа терпит-терпит, предупреждает нас: хватит грызни, да раздоров, да произвола всякого. А мы вроде оглохли и свое продолжаем гнуть. Тогда природа возмутится и посылает нам засуху, наводнение, землетрясение или другой какой намек. Помни человек, кто ты такой!
– Вам, Барабанов, надо у психиатра провериться. Вы крайне испорченный человек. По законам человеческого братства...
– Замолчи, тварь белотелая!.. Твои законы человеческого братства пишут умные, образованные люди. Пишут те, кому их надо, эти законы, чтоб иметь себе все, кроме молока птичьего. А, может, оно и есть. К примеру, сын мой пишет те законы... Бывший сын!..
Тут я поперхнулся: доктор наркозу много дал, операция началась. Сейчас будут, видно, вместо моей почки пирожок резиновый вставлять.
Хороший человек доктор. Образованный, а все-таки хороший. По чьим-то чужим словам говорит, а сам хмурится. Понимает он меня. И природу понимает, и законы братства человеческого...
Наш ветеринар по такому случаю говорил: ежли кабанчик справный, пшеничку кушал, то его кастрировать легко: чик и нету! А ежли ты только крапиву пареную жрал, то шибко больно тебе будет со своими излишками расставаться: у тебя их и без того мало.
Хороший человек ветеринар. И доктор этот хороший. Образованный, а все-таки хороший.
19. Сон
Выздоравливать я стал нескоро. Сперва по ночам снилось мне что-то черное-черное, вроде как тебя одеялом накрыли и собираются тебе "темную" играть. Есть такая забава людская: провинился ты в чем-то перед кодлой, она и постановляет: сыграть ему "ах вы сени, мои сени"... Ночью накрывают тебя одеялом вонючим, и – пошло дело!
Веселая игра! Особенно когда скамейкой бьют. Веселая.
Так вот, мне все "темная" эта снилась. Среди ночи подпрыгну, как бешеный, и кричу: "За что, сволочи?..
И Сережка мой почему-то не идет. Ну, это ясно: не на воле живем – желаньям своим пупок завяжи да и помалкивай. Медведь хозяин... А все ж обидно, что Серьга не рвется ко мне, не просится.
Ладно... "темная" так "темная", куда денешься.
...Но вот этак к весне, когда почка на березах дрогнула и собралась явиться народу в обличье нежного листика – вдруг, слышу во сне, колокольчики звенят и тюльпанами вроде пахнет... И что-то голубое начало проступать сквозь то проклятое одеяло, которым "темная" делается.
Ладно, проступай, думаю... Я уж догадался, в чем дело, а все еще сам себе не признаюсь, боюсь спугнуть сновидение. Оно ж сейчас пугливое, как заяц, когда линять начинает. Он тогда и боится, и стыдится всех, и сам не свой от радости, что новую одежу у матушки-природы из ласковых рук принимает...
Вот так и сновидение: сомневается оно, а вдруг я, думает, не понравлюсь своему хозяину, а вдруг он ждал невесту в гости, а тут на тебе – сенокос!..