Сорняк

К разделке тушки Мишка подошёл со всей возможной ответственностью, потому как от этой животины ему нужно было как минимум две вещи: мясо и шкура. Мясо – чтобы съесть, а шкура – чтобы наконец-то прикрыть гениталии и всю паховую область. Очень уж достало его ходить голым и с неприкрытым достоинством. Не то чтобы было неприятно, но нутро протестовало.

С непривычки шкура резалась тяжело, даже несмотря на острый каменный скол. А когда продольный разрез по брюшку животного все же получился, и Мишка буквально содрал шкурку с тушки, оказалось, что на ней, с внутренней поверхности, есть ещё и довольно толстый слой жира. Отложив её в сторону, Мишка занялся готовкой. Если он правильно помнил, то всё, что есть на внутренней стороне, надо соскоблить, иначе шкура завоняет и загниет. А это, судя по неожиданному большому её количеству, будет довольно трудоемкий и длительный процесс, который можно сделать и на сытый желудок.

Мясо шкворчало на раскалённых камнях, Мишка, глотая слюну, подцеплял его двумя ошкуренными палочками и время от времени переворачивал. Смотрел, как стекает по плоской поверхности жир, капает на угли и вспыхивает яркими всполохами пламени, вдыхал носом его аромат и был в какой-то мере счастлив скоропостижному окончанию растительной диеты. Давешняя птичка не в счёт, её он съел больше из осознания необходимости животных белков для организма и без особого удовольствия, хотя вчера так не считал. Жарить мясо на костре, насадив на прутики наподобие шашлыка, Мишка не стал. Не то чтобы не любил, просто ждать долго не хотелось: ни пока костер прогорит, ни когда мясо подрумянится. А если делать на открытом огне, то внутри мясо не прожарится, а снаружи обуглится. Получится ни то ни сё, не вкусно и не полезно. Зачем так издеваться над продуктом, если вокруг полно плоских камней любых форм и размеров на выбор, которые, нагретые на огне, если и уступают сковороде, то не сильно. Поэтому он притащил парочку к костру, пристроил по бокам и сейчас выкладывал на раскалившуюся поверхность оттяпанные от тушки кусочки. Вовремя переворачивал, чтобы не подгорели, и сильно жалел, что в гастрономическом порыве забыл набрать возле ручья перьев зеленого лука.

Мясо было превосходно, может, кто другой его бы и не оценил, но Мишке казалось, что ничего вкуснее он никогда раньше не ел. И все же, даже несмотря на это, целиком тушку ему осилить не удалось. Уже на половине он почувствовал перенасыщение, граничащее с симптомами переедания. Особой проблемы в этом не было, Мишка был вполне уверен, что добьёт остатки вечером, поэтому, нанизав оставшиеся кусочки на ошкуренный прутик, подвесил их на ветки прямо рядом с ложбинкой, в которой ночевал.

Ну что же, настало время заняться шкуркой. Несмотря на то что сам сурок был в длину не больше чем полметра, шкурка у него была довольно большая, и для переднего фартука набедренной повязки её должно было хватить с большим запасом, даже если отрезать часть на ремень. Но как её выделывать, Мишка имел самое общее понятие. Твёрдо знал только, что мездру – остатки жира, сухожилий, хрящей и мяса – с кожи надо обязательно удалить. При этом, по возможности, её не порвать. А после этого просушить, закрепив на жесткой раме, чтобы шкура не скукожилась и не свернулась. Потом вроде её надо будет разминать, а ещё потом жировать. Или наоборот. Ещё шкуры дубят. Но когда это делают – после просушки или до – память сообщать не спешила.

Решив, что только практика может подсказать ответ на тонкий технологический вопрос, Мишка принялся скоблить внутреннюю поверхность шкуры своим уже порядком затупившимся рубилом. Наверное, за пару часов он закончил, потому как солнце в зенит ещё не взошло, а перед ним лежала довольно тщательно очищенная шкурка, рядом кучка перемешанных ошмётков, а руки, да и лицо тоже, были засалены от снятого подкожного жира. Кое-как собрал раму из свежесломанных сосновых веточек, вокруг которых обвернул края шкурки, а иначе ничего просто не держалось, и, основательно обмотав их в местах соединения травой, Мишка так же, как и мясо, подвесил получившуюся конструкцию на одну из торчащих веток сосны для дальнейшего просыхания.