Сорняк

Еще выяснилось, что охотник из Мишки, мягко говоря, сомнительный. И если на копьеметалку с дротиками Таука смотрел с уважением, как и на меткие броски из неё, то остальным Мишкиным потугам откровенно удивлялся. В его дикарской голове просто не укладывалось, как можно побить в бою трёх матерых охотников племени Волка и при этом не уметь выслеживать косулю… Объяснить, почему ему с людьми гораздо проще, Миша не мог, не позволял словарный запас. Поэтому на недоуменные взгляды вначале просто старался не обращать внимания, а потом и привык.

Собственно, неудачи его заключались в основном в том, что объект охоты, то бишь дичь, изменился. И если раньше Мишка охотился в основном на сурков, то теперь в степи появилось много копытных: от мелких до довольно крупных. А чтобы подстрелить даже не крупного барана – одного дротика будет маловато…

Собственно, сам принцип охоты был крайне похож. То есть подкрадываемся с подветренной стороны или чтобы ветер дул в лицо на расстояние уверенного броска, в случае Тауки – выстрела из лука, и… Мишкин дротик уверенно поражал цель и чаще всего в ней и застревал. Косули, а как правило, это были именно они, дружно встряхивались и всем стадом, голов так в пять-семь, редко больше, включая подранка, сматывались куда подальше. Метров через триста подранок обессиливал и валился с ног. Тут-то Мишка его и брал. Казалось бы, что тут может быть неудачного, наоборот, сплошной успех. Ну и пусть дротиком особо не прицелишься, и если попадаешь, то в основном в произвольное место на туше: как повезёт. Отсюда и размер животного ограничен. Матерый баран и сам убежит, и дротик в себе унесёт не на триста метров, а куда дальше, и будешь ходить за ним, пока не сдохнет.

Но на взгляд опытного охотника, каким Таука несомненно являлся, такой способ был несколько… э-э… Ближайший термин, как Мишке удалось понять – не по-охотничьи. Не так бывалый охотник должен бить косуль.

Таука подкрадывался почти как Мишка, только заметно тише. В руках держал лук с наложенной стрелой. Когда подбирался на подходящее расстояние, замирал и выжидал момент. Когда косуля, то бишь баран, как правило, довольно крупный, подставлялся с нужного ракурса, резко вскидывал лук, натягивая его рывком, и пускал стрелу, стараясь попасть по касательной и подсечь на груди мышцы передних ног. Стрела вспарывала кожу, мышцы и уходила в траву. Все, дело сделано. Все остальные косули уже далеко в стороне, а подранок лежит и жалобно блеет, запутавшись в своих собственных непослушных ногах. Дальше дело техники: подойти, перерезать глотку, слить кровь, вспороть живот, вывалить внутренности и достать печень. Затем, если добыча большая и будет мешать ходьбе – отрезать голову и копыта, оставив только тушку. Вот так, по мнению Тауки, должен был действовать опытный охотник.

А Мишка еще и луком не владел, пробовал, конечно, но без особого пока результата – времени нормально потренироваться пока так и не выпало.

И наконец, на шестой день этого путешествия они вышли к неширокой речке, по берегам которой рос привычный кустарник, ближе к воде уступавший место камышу. Охотник заметно приободрился, что-то довольно эмоционально заговорил, помогая себе жестами. Что он сказал, Миша так и не понял, но догадаться, что скоро «дом», труда не составило. Привал делать не стали, двинулись вниз по течению, и вот уже после полудня вышли к большому холму, возле которого река делала поворот, образовывая затем довольно широкий плёс. На вершине холма угадывались какие-то неясные постройки, а аккурат из центра к небу поднимался и затем рассеивался метрах в десяти от земли белый дымок.

Как только они ступили на склон холма, с вершины бегом им навстречу устремилось сразу три человека с копьями. По мере приближения, Мишка отметил, что одеты они так же, как и его товарищ, и ещё на подходе окликнули его. Он крикнул в ответ, жестами что-то показал, затем указал рукой на Мишку, ещё что-то пояснил.

Те подошли ближе. Первый охотник обнялся с Таукой, что-то при этом говоря. Двое других разошлись в стороны, выставив вперед копья и настороженно поглядывая в Мишкину сторону. Миша напрягся, рука невольно сжала покрепче копьё, а вторая потянулась к поясу – к топору… С обниманиями было покончено, и Таука, улыбаясь, развернулся к нему и тут же, разведя руки ладонями в стороны, начал говорить что-то успокоительное, лицо его при этом приняло крайне озабоченный характер.

Миша стоял и старался не шевелиться, водя глазами во все стороны, следя за обстановкой. Тут вперёд вышел первый подошедший, внимательно посмотрел и коротко что-то сказал – копья нехотя поднялись вверх. Затем он подошёл к Мишке, пощупал мышцы на руке, одобрительно сказал что-то непонятное и, развернувшись, зашагал обратно на холм. Таука пошёл за ним. Двое с копьями остались, враждебность уже не выказывали, но смотрели напряжённо. Миша усмехнулся, пожал плечами и пошёл следом.