Сорняк

В здешних же условиях щит – это основная защита воина, доспехов-то практически нет, за исключением шлемов, а это значит, что рука, его держащая, ни в коем случае не должна устать во время драки. Более того, он должен чувствоваться в ней как влитой, как продолжение самого предплечья… Достигнуть этого можно лишь путём длительных и нудных тренировок… Эти ребята, что щиты за спину закинули, в дополнительных занятиях, возможно, и не нуждаются, руки у них копьями заняты, и в случае чего щиты они вперёд перекинут на раз, тут сомневаться не приходиться, для них наверняка это уже привычка. А вот у Мишки с работой со щитом пока тяжко, и если принцип он понимает, то вот с навыками… Но прежде всего надо, чтобы рука привыкла, а привычку надо тренировать. И чем же эта самая пробежка не тренировка?

На следующий день Миша взял щит в руку с самого утра, а к вечеру думал, что она отвалится, мышцы не могли отойти от постоянного напряжения. Сразу после ужина он провалился в сон, и, проснувшись утром, понял, что согнуть руку не может. Стал разминать, и после завтрака снова нацепил на неё щит.

Так Мишка маялся три дня, а на четвертый вроде даже привык. Охотники вытянулись по степи в длинную змейку, и темп продолжали держать вполне приемлемый. Бежать стало совсем не тяжело, рука перестала болеть и ощущать лишнюю тяжесть, запасов еды ещё вполне хватало. Миша и сам не заметил, как втянулся…

Спереди раздался приглушённый вскрик, потом ещё один, а затем явно расслышал свист рассекаемого воздуха, и в пяти метрах от него рухнул на колени охотник рода Оленя, судорожно зажимая хлещущую из глубокого пореза на шее кровь. Остальные разом прыснули в стороны, присев и выставляя вперёд копья, побежали на стрелявших. Мишка, как только услышал крики, вскинул щит, закрывая тело, и побежал в суматохе за Уром и Таукой. Куда делся Унга, не видел, времени искать не было – навстречу неслись, крича и завывая, поднявшись из степной балки, охотники племени Волка. Было их примерно столько же, может немного меньше, но стрелы из засады несколько уравняли шансы. Они, кстати, больше не летели, кого посекли – того посекли. Воины волков бежали, потрясая на ходу копьями, размахивая деревянными палицами и топорами. Охотники взревели, издавая боевой клич своего рода, каждый на свой лад, бросились навстречу. Расстояние стремительно сокращалось, вот уже можно было разглядеть вытаращенные от бешенства глаза, которые, казалось, вот-то выпрет, от общего крика заложило уши…

Миша бежал со всеми, кровь толчками запульсировала в висках, тело налилось силой, а левая рука совершенно перестала ныть. Мысли куда-то ушли, стало легко – адреналиновое опьянение. Спереди совсем близко раздался дикий вой, длинным прыжком на него обрушился здоровенный детина, вложив всю свою силу и массу, ударил копьем, практически в падении… Мишка скользнул в сторону, подставил щит, коротким толчком оттолкнул в сторону, кремневый наконечник проскрежетал по толстой коже. Перед глазами показался прикрытый грязной шкурой живот, и Миша со всего маха всадил в него свое копье. Охотник ещё двигался вперед, уже заваливаясь, изумленно смотря на торчащее из брюха древко. Он ещё скалился, но изо рта хлынула кровь, а ноги сами подкосились.

Копьё Миша вытащить не успел, выронил древко, спешно прикрываясь щитом. Новый противник подскочил со стороны, пырнул… От ощутимого толчка дерево и кожа противно скрипнули, Мишка еле удержался на ногах, сделал несколько шагов назад, отмахнулся от второго удара, правой рукой судорожно вытаскивая топор из петли. Охотник ощерился, показывая кривые жёлтые зубы, бросился вперёд, снова замахнувшись копьём… Топор уже был в руках, Миша изловчился, отбивая, приподнял копье щитом и с коротким размахом справа рубанул по шее. Не попал… Железное лезвие перерубило ключицу, перечертив грудину сверху-вниз глубоким порезом. В лицо брызнула кровь, раздался крик боли. Волк было подался назад, но Миша оказался быстрее: ещё один удар, и кривозубый падает на землю с пробитым черепом. Резкий свист рядом заставил Мишку пригнуться к кромке щита, присесть и оглянуться по сторонам…

– Чёрт! Блин твою мать! – непроизвольно вырвалось у него.