Сорные травы

Софистика, софистика, черт бы ее подрал. Эх, Студент… Врачи – не ангелы с нимбом, летящие на крыльях ночи спасать человечество, а присяга не превращает их в роботов. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя же. Глядишь, не сгоришь до времени, а сгорают все, рано или поздно. Когда-то Вишневский отдал под трибунал подчиненного, отказавшегося оперировать офицера СС. Наверное, я плохой врач, но, окажись на месте того подчиненного, предпочла бы трибунал.

– А... – Парень хотел сказать что-то еще, но тут мы вывернули к открытым дверям секционного зала. Сашка дернулся и резко отвернулся, часто-часто моргая. Я высвободилась из руки держащего меня омоновца и пошла внутрь. Кажется, меня окликнули – неважно. Дверь баррикадировали зря – толпа вынесла окна вместе с сетками. Решеток не было – какой дурак будет грабить судебный морг?

Трупы. Тела, перевернутые столы, разбросанные инструменты. Сброшенный на пол вскрытый труп, органокомплекс валяется рядом. Михалыч с секционным ножом в руке, лица нет, разве что по залитым кровью сединам и узнать. Раскрытые двери хранилища, вытащенные из холодильника обнаженные тела... идиоты, они ж испортятся. Двое коллег, рядом с одним – табуретка с окровавленным углом. Судя по проломленной башке лежащего рядом типа в джинсовой куртке – своего Харона коллега прихватил за компанию. А может, не одного. Санитар. Сверху обнаженный труп – бросили, не глядя. Вадим.

Я опустилась на колени рядом.

– Женщина, не трогайте ничего!

– Глаза хоть закрыть дайте.

– Не трогайте! – мужчина подхватил меня под руку и рывком поднял.

– Пустите! Может, живой кто.

Он только крепче сжал мое предплечье, рядом материализовался второй добрый молодец, ухватив другую руку, так что брыкаться было совершенно бесполезно, и я покорно позволила вывести себя на улицу. Посреди двора валялись вытащенные из здания трупы. Кто-то, видать, забрать хотел, да не донес. И у ворот – свежие, одетые.

– Здесь ждите. Сейчас бригада приедет, разберемся, кого куда.

Из здания под руки выволокли какого-то мужчину, не слишком церемонясь, впихнули в стоящий рядом автобус. Интересно, как они отличают сотрудников от погромщиков? И откуда тела у ворот? Стреляли?

– Давка была, – стоящий рядом омоновец проследил за моим взглядом. – Сами друг друга...

Подъехали две машины «скорой», врачи исчезли в здании.

– Студент, ты курящий?

– Нет.

– И я нет, черт...

Подрулила еще одна легковушка с мигалками, оттуда выбрались трое в форме полиции.

– Маша! Что у вас тут за бардак?

– Привет, Костик, – откликнулась я. – Еврейский погром. Мы в роли евреев.

Врачи вынесли на носилках коллегу, загрузили в машину, «скорая» взвыла и рванула прочь. Живой. Хоть кто-то.

В другую машину определили подстреленного типчика, что ухватил меня за ноги. Водитель что-то объяснил своим по рации, машина уехала.

– Сейчас еще должны подогнать, – уже нормальным тоном сказал Костя. – Людей не хватает, что у нас, что у них.

Он огляделся.

– Больше никого не уцелело? Ни хрена себе... Пошли тогда, что ли, с тобой описывать?

– Костя, я не могу.

– Да брось, недавно ж вместе ездили.

– Костя, ёпрст, я вообще-то тут вроде как пострадавшая. Или свидетель, тебе виднее. Какое, к черту, «описывать»?

Оперативник выругался.

– Сумасшедший дом. Из ближайшей больницы, что ли, врача притащить? Так он нам тут понарисует...

– Повреждения нормально опишет. А вскрывать подтянете патанатома, в областной больнице свой морг, в первой городской тоже есть, в детской... найдешь, в общем. Вопрос в том, куда трупы везти – здесь нельзя оставлять, разгром полный.

– Да что ж это... – Костя разразился очередной матерной тирадой. Спохватился. – Прости, Маш. Сейчас с прокуратурой свяжусь, пусть решают.

Он вернулся к машине, долго разговаривал, потом пообщался с омоновцами. Мы ждали.

Подъехали еще две «скорые», как бы не те же самые: лица медработников показались знакомыми. Впрочем, могла и ошибиться.

– Маш, а что за разговоры об огнестреле? – вернулся Константин.

Я пожала плечами.

– Откуда мне знать? – я рассказала байку о том, как Сашка героически бросился меня спасать.

– Ясно, – буркнул Костя. – В общем, езжайте-ка вы в отделение. В изолятор засовывать не будем, свои люди вроде как, в коридоре посидите. Но показания дать придется по всей форме.

– Костик, я у тебя в подозреваемые переквалифицировалась?

– Маша, не морочь голову. На допросе разберемся.

– Весело. Слушай, а переодеться можно? Не в этом же, – я дернула за полу хирургического костюма, – потом от вас домой переться.

– Что за детский сад? Кто тебе даст в вещдоки переодеваться?

– Вот черт... Ты уверен, что пойдут как вещдоки?

Константин вздохнул:

– В этом вашем погроме как вещдок пойдет все. Поди тут с ходу разбери, где что и куда. Сколько времени описывать место происшествия будем – даже думать не хочу.

– Гадство... у меня там сумочка в раздевалке оставалась.

– Много денег было?

– Денег немного, саму сумочку жаль, и кошелек новый. – Я махнула рукой. – Черт с ним, сгорел сарай, гори и хата, но если найдешь – дашь знать, ладно?