Вернувшись в отделение, я услышал, как визжит старшая медсестра. Следом донесся крик:
— Кто-нибудь! Сюда! Он встал!
В конце коридора из палаты выскочила Валентина Матвеевна, причем с такой скоростью, как будто за ней гнались ромеровские зомби, подвывая: «Мозги! Мозги!»
— Кто встал? — не сдерживаясь, заорал я на весь коридор. — Что еще случилось?
— Иван Игоревич! Иван Игоревич! — Истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.
— Кто встал? — уже тише и спокойнее повторил я.
— Труп! — то ли всхлипнула, то ли взвизгнула старшая.
— Пойдемте глянем. — И почти что галантно подхватив ее под ручку, потащил к дальней палате. Насколько я понял, именно туда снесли все трупы, пока работники морга за ними не придут. — Валентина Матвеевна, может, вы просто ошиблись?
— Не-ет, — всхлипнула женщина, — я туда зашла окна проверить. И тут он приподнимается и простыню с себя снимает.
— Может, вы слишком поспешно его в трупы записали?
— Вы что? — обиделась медсестра. — Как тут ошибешься? Я же сама с Сергеем Валентиновичем его реанимировала. Разряд давали, адреналин ввели — сердце даже не дернулось.
— Извините, Валентина Матвеевна, — повинился я. И вправду, уж кому-кому, а старшей медсестре стоило в этом доверять — с ее-то опытом. Мертвого от живого точно бы отличила. Ну, разве что кроме какого-нибудь экзотического случая, вроде летаргической комы. Да и Луканов бы такой глупой ошибки не совершил — педантичная сволочь, не позволяет себе ошибаться. Два опытных человека — и вдруг приняли живого за мертвого? Странно.
Дверь палаты неожиданно открылась нам навстречу, на пороге показался светловолосый мужчина, завернутый в простыню, как римлянин в тогу. На ногах у него были синие в зеленую полосочку носки, из-под импровизированной накидки выглядывала синяя майка спортивного кроя. Глаза сверкали странным лихорадочным возбуждением.
— Иван Игоревич, доброго дня, — важно поздоровался пациент.
— И вам доброго, Михаил.
Тут медсестра не выдержала и с глубоким вздохом потеряла сознание. Я еле успел ее подхватить, чтобы не ударилась, и аккуратно уложил на пол.
— Ирина! Аня! Сюда! — рявкнул я на все отделение. — Валентине Матвеевне плохо!
Еще раз внимательно оглядел Михаила Тимошенко — он лежал в моем отделении после операции, четыре дня прошло, динамика была отличная. Да и сейчас выглядит хоть куда. Трупных пятен нет, наоборот, румянец на щеках, да и движения резкие, бодрые. На свежий труп никак не похож, как и на классического зомби.
— Что же вы так, Михаил? Зачем Валентину Матвеевну пугаете?
Тот виновато пожал плечами. Помог мне перетащить женщину на диванчик около поста. Рядом захлопотали две медсестрички. Впрочем, Валентина Матвеевна быстро пришла в себя, пересела за стол, стараясь держаться подальше от Михаила.
— Позволите? — Я взял его запястье, нащупывая пульс. Ровный, как у абсолютно здорового человека, ударов семьдесят. Даже слишком ровный для человека, который только что очнулся среди покойников. — Михаил, как вы себя чувствуете? — поинтересовался для успокоения совести.
— Отлично, доктор, — улыбнулся Тимошенко. — Даже лучше, чем раньше.
— Представляете, Валентина Матвеевна сказала, что вы умерли, а сейчас воскресли. — Я втайне порадовался, что хоть какая-то сегодняшняя история закончилась хорошо.
— Так и есть, — кивнул он, как-то очень внимательно ко мне приглядываясь.
— В смысле?
— Я умер. И Господь меня воскресил, — торжественно заявил Михаил.
Неподалеку опять послышался глубокий вздох. И вслед за ним снова засуетились медсестры.
— Валентина Матвеевна, — устало сказал я в воздух, — вам еще не надоело в обмороки падать? Это как бы непрофессионально.
И, повернувшись к Михаилу, спросил раздельно и ясно:
— Вы утверждаете, что умерли? А потом вас воскресил Господь?
Михаил радостно закивал. И с гордостью во взоре добавил:
— Я должен многое сделать. И потому Он меня вернул.
Я прямо почувствовал, как Михаил сказал «Он» — с очень большой буквы. Вот те раз, а казался совершенно нормальным до сегодняшнего дня. Надо будет завтра вызвать больничного психиатра — пусть Вадим разбирается с этим «воскресенцем» сам.
— Тогда поздравляю вас, — пожал я руку Михаилу. Спокойствие, только спокойствие, тон доверительный, движения плавные. — Отдыхайте, завтра мы еще с вами побеседуем…
— Но я хотел уже выписываться, — перебил меня Тимошенко.
— Зачем торопиться? Вы сегодня пережили потрясение. Вам нужно отдохнуть. А завтра я вас выпишу. — Пациент выглядел совсем не так, как я его помнил и до операции, и после. Что-то в нем появилось. Пока еще малозаметное, но все более и более проявляющееся с каждой минутой разговора. Напор? Уверенность? Или признаки безумия?
— Спасибо, Иван Игоревич, — еще одна широкая улыбка.
— За что?
— За понимание. Я думал, что придется долго объяснять, а вы сразу все поняли и уверовали в меня.